Охота на нежить

— Ну, так-то да, — нерешительно сказал Всеволод.

— Да пусть на моей будет — предложил я. — Не рассыплюсь. А если сомневаешься, что с Хворобой делать — давай Сытина спросим. Мы, вроде, так с тобой договаривались.

— Да что там спрашивать! — отмахнулся князь Всеволод. — Понятно, что тут он тебя поддержит. Не поедешь ты в деревню, Хвороба! Ну, ничего! Я тебе пряников в темницу пришлю к чаю. Эй, стража! Отведите боярина Хворобу к Никите Ильичу!

Охранники от дверей двинулись к боярину.

— Прочь! — замахнулся на них посохом Хвороба. — Не трогайте! Нельзя мне в темницу!

— Это ещё почему? — удивился я.

— Пойдём, боярин! — негромко сказал один из стражников. — Княжья воля, не сопротивляйся.

Мне показалось, что Хвороба сейчас кинется в драку. Но старый боярин сдержался.

— Ладно! Грех на душу берёте! Князья!

Последнее слово он выплюнул так, словно козлами нас обозвал. А затем боярина Хворобу увели в темницу.

* * *

— Ну, с этим разобрались! — обрадовался князь Всеволод. — Можно и пообедать! Немой, ты останешься? Жареные тетерева будут, и копчёного сига повар обещал! Вина выпьем, а?

Конечно, останусь! Не всё же Сытина объедать!

Я кивнул.

— А после обеда поедем — я тебе участок под терем покажу! Не откладывай — делай фундамент до морозов! А зимой плотники терем поставят.

— Спасибо, князь!

— Вот и хорошо!

Князь Всеволод поднялся с трона, пошевелил плечами.

— Не могу долго сидеть — затекает всё. Бояре! Свободны! Идите по домам!

Бояре неторопливо поднялись с лавок, поклонились и по очереди потянулись к дверям.

— Никодимыч! Свободен! — обратился князь в старому боярину, который задремал в дальнем углу зала, прислонившись к стене.

Боярин не шевелился.

— Вот старый пень! Совсем оглох!

Князь подошёл к боярину и тряхнул его за худое плечо. Боярин молча повалился на пол, задрав седую бороду. Я увидел обтянутый сухой кожей череп мертвеца.

Глава 13: Соловей

Рано утром мы с Прошкой и Джанибеком выехали в Лопухинку. Болотник от лошади отказался.

— Мне пешком привычнее, — смущённо объяснил он. — Где полем пройду, где лесом, а где — болотом. А возле Лопухинки уже вас и встречу. Там мост через мой ручей будет — мимо не проедете.

С этими словами он потрепал по шее шейлуньского червяка, который вылез из-под земли поглазеть на наши сборы. Червяк обнюхал болотника и потёрся о его ногу.

Ну и сторож, бля!

Мыш собрался с нами.

— Перемена мест способствует развитию личности, — объяснил он, привычно надевая на голову чайное ситечко. — Да и родню в Лопухинке надо проведать.

— Мыш, — спросил я. — А есть такие места, где у тебя нет родни?

Мыш задумался.

— Мир огромен, — наконец, ответил он. — Вполне вероятно, что в нём найдутся уголки, где ещё не ступала мышиная лапа.

Сытин отсыпался. Накануне он перевернул вверх тормашками весь княжеский терем, разыскивая мару, которая сожрала боярина прямо на глазах у князя.

От моей помощи Сытин отказался.

— Вали домой и собирайся в Лопухинку, — сказал он. — Чует моё сердце — Хвороба неспроста так рвался туда. Разнюхай всё, как следует и выясни — что там понадобилось Хворобе.

Сам Хвороба мирно сидел в камере у Никиты Ильича по соседству с демонами. Сытин велел ни под каким предлогом не выпускать его из темницы.

— Даже если сдохнет — труп из камеры до моего прихода не выносить!

Но, по словам Никиты Ильича, Хвороба был живёхонек. И даже пил чай с пряниками, которые прислал ему князь Всеволод.

Очередную тему для догадок подкинул Гиппократ Поликарпыч. Рассматривая труп боярина Никодимыча, он между делом сказал Сытину:

— Выпотрошил я вашу самочку. Любопытный экземпляр.

— Какую самочку? — не понял Сытин.

— Летучую мышь, которую вы привезли. Мару, или как ты сказал, Вася?

— Гиппократ Поликарпыч! Какая, на хер, самочка? Это нежить! Она на моих глазах бесплотным облачком витала, — изумился Сытин.

— Не знаю, чем она витала, — возразил Гиппократ Поликарпыч. — Но яйцеклад и всё, что к нему полагается, у неё есть. Кстати, это не летучая мышь. Скорее, что-то среднее между птицей и ящерицей.

— Охренеть! — хором сказали мы с Сытиным. — Получается, эта тварь ещё и яйца где-то могла отложить?

— Запросто! — ободрил нас доктор, поправляя очки.

Мы выехали через западные ворота, ведущие к реке. Спускаясь по крутой тропинке к плавучему мосту, я оглянулся на участок, который подогнал мне князь.

Место, и впрямь, было хорошее. Крутой обрыв, с которого видна широкая серебристая полоса реки. Слева — простор Ильменя. За рекой — поля и дремучий еловый бор, в который уходила дорога на Лопухинку.

Поставь терем повыше, выйди на балкон — чуть ли не до Балтики достанет взгляд. Ширь, простор.

Я расправил плечи, чувствуя лёгкость в теле от планов и надежд. Ну, и от вчерашней бани, конечно!

Банник не подвёл. Натопил так, что от мягкого сухого жара волосы на голове закручивались колечками. Вроде и дышать легко, а на полке хрен усидишь!

Я лежал ничком, а банник взмахивал надо мной сразу двумя вениками, едва касаясь нетерпеливо зудящей кожи. Потом прошёл чуть сильнее, чтобы не обжечь, чтобы тело привыкло к жару. Поддал ещё полковша и начал парить обстоятельно, не спеша.