Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836)

Во исполнение порученного мне Вашим Высокопреосвященством в многочтимом Вашем послании от сего 13 числа текущего месяца дела принять у русского живописца девицу, им у себя удерживаемую, не преминул озаботить поиском матери сказанной девицы одного из судейских чиновников моего трибунала, именно заместителя прокурора <…>, и буде найдет ее, невзирая на то, что адреса ее не ведает, незамедлительно отправиться с нею в дом художника и взять там сию девицу, дабы отдать ее матери, в чем и должны они были дать мне отчет. Но в случае, если не найдет он матери, то приказал я тому чиновнику, чтобы пошел он забрать сию девицу и предварительно поместил ее в доме главного нотариуса трибунала вплоть до разыскания матери, коей мог бы он передать дочь. Пока же полагаю себя обязанным держать Ваше Высокопреосвященство в известности относительно последующей судьбы девицы.

И еще раз в этот же день 13 октября вице-герент докладывал:

Сообразно с приказанием, данным мною заместителю прокурора <…>, забрать девицу, проживающую при известном русском живописце, полагаю долгом своим сообщить Вашему Высокопреосвященству, что сказанный чиновник, исполнив данное ему поручение, доложил, что уже вчерашним днем девица сия передана матери; уверил он также, что посетил дом ее матери, где и нашел в самом деле сказанную девицу. И так дело это счастливо закончено.

Здесь мы не можем не высказать некоторого замешательства по поводу финального аккорда этой истории, которым завершил ее новый вице-герент Рима, монсиньор Джузеппе Делла Порта Родиани, вступивший в свои полномочия 6 октября 1821 года, заместив скончавшегося Фраттини[273]. Надо признать, что такой финал выглядит закономерно ввиду озабоченности властей тем, что девочка-католичка была вверена попечению иностранца, исповедующего православие, – однако эта озабоченность не способствовала быстрому и эффективному решению проблемы. И кроме того, этот финал оставляет недоумение по поводу игнорирования дурной репутации Анджелы Паллони, которая этими самыми властями, ныне аплодирующими «счастливому» исходу события, в лице двух разных их представителей была признана виновной в безнравственности и продаже младшей дочери.

Как мы полагаем, можно исключить соображение о том, что новому вице-геренту не было известно о том, что его предшественник написал черным по белому чуть больше чем за месяц до того, поскольку вплоть до своего назначения на этот пост Делла Порта был гражданским наместником Трибунала викариата, следовательно, заместителем самого Фраттини, хотя и не по части уголовных дел. Поэтому можно предположить, что в Риме того времени мать – пусть безнравственную, но все же итальянку и католичку – в конце концов предпочли Кипренскому. Впрочем, о ее поведении самому Фраттини стало известно до того, как Анджела отправилась в ссылку, поэтому вице-герент потрудился (а возможно, и был вынужден) потребовать от трибунала ужесточить предписанное наказание. Однако в марте 1820 года Анджела была признана виновной только в невыполнении приказа о высылке, несмотря на то что ее поступок с «проданной» Мариуччей вызвал «справедливое негодование и ужас».

Как бы то ни было, 14 октября 1821 года Консальви информировал Италинского о том, что дело можно считать закрытым: