Город вовсю готовился к празднику, чтобы в ночь на первое славицу взорваться огненными фейерверками да брызгами заморских пузырьковых вин, раздробиться топотом острых каблучков и грянуть плясовыми.
Многие окна уже пестрели приклеенными к стеклам разноцветными бумажными ромашками. На подоконниках замерли в ожидании тепла чахлые о зимнюю пору цветы, и только пророщенный лук гордо вздымал ярко-зеленые стрелы.
Возле помоста на Площади стоял высоченный ящик, доверху набитый снегом, а рядом сновали с ведрами детишки, счастливые приобщиться к ответственному процессу заливки будущей Ледяной Девы. Через пару-тройку дней за дело примутся гномы, и на месте заготовки будет стоять, пряча в муфту хрупкие руки, миловидная женщина в семизубой короне и тяжелой мантии, отнюдь не суровая, а, скорее, задумчивая. А под Новый Год усадят их с соломенной Сестрой в расписную карету, и свистнет пронзительно ряженый кучер-медведь. Помчит сестер по городу
Северингу каурая тройка с песнями да улюлюканьем, и снегом обдаст прянувших в стороны горожан.
На сей год праздник будет отмечен с привычным размахом во многом благодаря Виллю, и эльф это понимал. Понимали и горожане, и приезжие, а вон та златовласка с ямочками на щеках так призывно улыбнулась, что Вилль ощутил себя воином, в одиночку взявшим бастион и внезапно обнаружившим в покоях королеву. К Храму он подошел в столь приподнятом настроении, словно королева уже успела его обласкать по всем правилам супружнего этикета, и на пороге святой
Обители нарисовался не растрепанный паренек, но гордый орел, осиянный лучами славы.
— Ничего не нашли?! — он не задавал вопросов, а подтверждал свое знание очевидного. — Книги, артефакты, амулеты, травы… Подземелье?
— Ничего! — невесело вздохнул Аким. — А должно быть.
— Глухо! — подтвердил Соррен, и даже умничать не стал.
— И под полом глухо? В смысле, гротов нет… А ежели я что найду?
Спорим?
— На детинку! — с готовностью осклабился Риерт, за что и получил от Акима увесистый тычок под ребра.
— Будь я магом и жрецом одновременно, куда бы положил необходимые в колдовстве вещи? — Вилль спрашивал то ли себя, то ли святых, то ли подчиненных.
— Поближе к своим рукам, подальше от чужих глаз. Но мольну мы обыскали.
— Верно, Аким! А теперь ее обыщу я, а вы будете сторожить снаружи мой покой и не станете мешать сосредоточиться. Вы-пол-нять!
В самом деле, где в строгой мольне можно спрятать гримуар? Из мебели — только березовый светлый шкаф у стены, стол, два стула да узкая постель. Вилль предполагал, что некромантская книга с пентаграммами, длиннющими заклятьями и сложнейшими ритуалами должна быть размером с четверть стола как минимум. И куда липовый жрец подевал сего черного исполина? Или все же свитки? По памяти сложнейшую гексаграмму призыва демона-ишицу, испещренную рунами, не начертишь.
Эльф добросовестно простучал стены и пол, заглянул в шкаф, за и под него. Кровать осматривать не пришлось: все, что можно, уже вспороли и распотрошили ретивые подчиненные. Вилль уселся на стул
Теофана с треугольником на спинке, зажег три оплавленные свечи в подсвечнике, да призадумался. Вряд ли Теофан рассматривал фолиант, лежа в кровати или сидя на полу. Следовательно, находился он на этом самом стуле, а рисунок звезды лежал на столе.
— Ведь так удобнее, верно? — спросил эльф золотую статуэтку
Триединого, прижимавшего к груди свиток и простиравшего длань куда-то Виллю за спину. — И что ты хочешь мне показать, человечий божок?
За спиной был шкаф, но там он и стоял десять минут назад. Аватар, не отдавая себе отчета в действиях, поднялся и зачем-то встал по правую руку маленького Бога. Теперь шкаф оказался на свету, и тень иллиатаровой длани указывала на днище. Прочное, толщиной в полпальца.
— Я, наверное, схожу с ума, — пробормотал Вилль и, взяв подсвечник, подошел к шкафу.
Увы, днище оказалось сплошным, и единственными трещинами в нем были места сцепления березовых досок. Эльф принялся водить вдоль краешка чуткими пальцами, мысленно обзывая себя так, что уши загорелись. Он успел несколько раз занозить подушечки, когда ему вдруг показалось что-то неладное. Вилль распластался на полу, и его глаза вспыхнули по-волчьи. Вот ты где! Трещинки совпадали с древесным рисунком, и человеческий глаз их попросту не заметил бы.
Щели оказались такими узкими, что не пролез даже самый кончик острой гномьей «рыбки». Вилль принялся стучать внутри и снаружи фигуры, отдаленно напоминающей прямоугольник с волнообразными сторонами.
Звук по-прежнему оставался одинаковым, но это не смутило сыскаря, и после очередного удара выскочил плоский ящичек. Скорее всего, внутри была скрыта пружинка, выстреливающая при стуке определенной силы. Он оказался не плоским, а с углублением, вырезанным точно по размерам лежащей в нем книги.