Охота на охотника

То соглашались друг с другом, а главное не желали оставить Димитрия в покое. А уже потом появились другие. Он ощутил прохладную ладонь на лбу, и силу, от этой ладони исходящую, и стало легче дышать. Он и задышал, а потом вдруг что-то ударило по лбу и грозный голос велел вставать.

Димитрий подчинился.

…и… он ненавидел попадать в ситуации преглупые, а ныне, стоящий на четвереньках, окруженный девицами, которые разглядывали его с немалым любопытством, Димитрий чувствовал себя на редкость глупо.

— Знаете, — сказала Авдотья Пружанская, которая целиком в папеньку пошла, пусть и был генерал Пружанский невысок, полноват и с виду мягок, как свежий каравай. — А мы тут с просьбой…

И потупилась.

Димитрий тряхнул головой, пытаясь отделаться от боли.

— …нам бы Стрежницкого повидать…

— З-зачем?

— Просто…

— Обойдетесь, — он был зол.

— А я говорила, — заметила Таровицкая, — что целовать надо. Целованные мужчины куда добрее нецелованных…

— Это ты по личному опыту? — Одовецкая не удержалась от шпильки.

— Куда без него. Когда маменька на службу отъезжает, с папенькой и говорить невозможно, а вернется, поцелует, глядишь, и опять человеком становится…

— Я не ваш папенька, — пробурчал Димитрий, кое-как подымаясь. Вспомнилось, что вид у него на редкость неподходящий для встречи гостей.

Тем более таких.

Рыжая вот смотрела.

С укоризной.

С обидою непонятной. И на что обижалась? Сама ведь пришла, а что он взопревший, в рубахе мятой, которая к коже прилипла, так Димитрий не виноват… и…

— Я знаю, — Таровицкая вздохнула и пожаловалась. — А нас тут в убийстве обвинить пытаются…

— Не удивлен, — Димитрий понял, что до ванной комнаты, где должен был быть халат, он не доберется. И вовсе не сумеет пока и шагу сделать, потому как ноги не слушаются. Шелохнешься, равновесие утратишь мигом, и полетишь тогда рожею да в пол.

— Мы не убивали!

— Удивлен.

— Я не убивала, — наконец, заговорила рыжая. — Я его оглушила только… и связала, чтобы не убежал. А когда вернулась, он уже мертвым был. Он говорил про бунт и… вообще смуту… и…

Она запнулась, замолчала и покраснела так, премило.

А Димитрий вздохнул.

Что за жизнь? Поболеть и то без трупов не дадут.

— А ваш заместитель, такой, кучерявенький, — Таровицкая покрутила пальцем у виска. — Решил, что Лизавета его убила…

— Его, между прочим, отравили, — вмешалась Одовецкая.

— Заместителя? — не без надежды поинтересовался Димитрий, правда, сбыться оной было не суждено.

— Газетчика!

Плохо.

Отвратно просто… газетчиков убивать никак неможно, ибо вони поднимется… небось, сразу заговорят про невинные души и кровавый режим, который борцов за всеобщее народное благо душит.

Ну или травит.

Объявят мучеником, тут и думать нечего.

— Рассказывай, — Димитрий ткнул пальцев в кресло, а сам попытался сделать шаг, но удержался на ногах с немалым трудом. — Твою ж…

— Это скоро пройдет. Остаточный паралич, — Одовецкая сдавила пальцами запястье. — Вам стоит пока присесть. И вообще вы понимаете, что с вашим образом жизни вы не то, что до ста, вы до пятидесяти лет не дотянете? Вы истощены…

Все же целителей Димитрий не долюбливал.

Занудны они.

— А может, — он поморщился, но силу, которую вливали — прохладную, мятную, — принял. — Вы все же Стрежницкого навестите… проверите… заодно и подлечите…

— Так вы ж возражали? — Авдотья поднялась первой.

— Передумал…

— Экий вы, передумчивый, — Таровицкая тоже встала и, расправив юбки, произнесла. — Полагаю, у вас хватит совести о Лизавете позаботиться? Она точно никого убить не способна…

Глава 11

Глава 11

Его было жаль.

Вот нельзя мужчин жалеть, это Лизавета давным-давно усвоила. Не любят они того. И вовсе злятся. А потому жалость к ним надобно скрывать, а лучше и вовсе делать вид, будто все в порядке.

Но князя все равно было жаль.

Какой-то он… неприкаянный.

И девицы эти… бестолковые. Подушек кружевных натащили, а переодеть не переодели.

— Может, — когда все вышли, в комнате стало тихо-тихо… — Вам помочь до ванны добраться? А то ведь…

Взъерошенный.

И волосы темные слиплись прядками. Одна ко лбу приклеилась. А на щеке щетинистой красный отпечаток кружева…

— Я… пожалуй… сам… — он сд елал шаг и замер, к себе прислушиваясь. А Лизавета встала. Не хватало еще, чтобы из-за гордости своей, которая нынче с глупостью граничит, он упал. Этого точно не простит… нет, не падения, а того, что Лизавета его видела.

— Сам, — согласилась она, подставляя плечо. — Конечно. А я так… просто…

Заворчал.

Насупился.

Как дите малое, ей богу. А еще князь грозный, страх божий и все прочее по чину… за уши его бы оттаскать да в угол на горох поставить, пока не осознает, что неможно себя загонять вот так.

— От воды станет легче, — зачем-то пообещала Лизавета. — И… может… я не хотела вас будить. Просто мы беспокоимся.

Он ступал осторожно и старался на Лизавету не опираться, но его все одно покачивало. И наверняка это было на диво неприлично, если кто узнает, то репутация Лизаветина…

…леший с ней, с репутацией. Нужна она старой деве, как собаке дудка. Зато хоть вспомнить что будет.

— Не стоит, — неожиданно мягко произнес он. — Вам бы вовсе… уехать…

— Куда?

— На воды.

— Зачем?