Охота на охотника

Никаких неприятных случайностей. Редкие встречи, еще более редкие выходы в места, в которые прилично приходить именно с любовницами и подарки в благодарность, благо, состояние позволяло Димитрию быть благодарным.

Лизавета жевала.

Думала.

И взгляд ее был привычно туманен.

…а если украсть? И в церковь. Батюшку подходящего отыскать несложно. Обвенчает и согласия не спросит, а дальше как-нибудь…

…чем Лизавета хочет заниматься?

Он ведь спрашивал уже, и тогда ответа у нее не оказалось. А теперь вот… она же хотела писать? Но не о чиновниках, которые взятки берут или девиц на непотребности склоняют, но о вещах не менее важных.

О публичных домах с тайной их жизнью.

…он в ужас придет, если узнает, что Лизавете в этаком месте не то, что просто побывать пришлось, но и провести не одну неделю, выслеживая одного урода.

Нет.

Не о том.

О престарелых проститутках, изрядно побитых жизнью, а потому не знающих ни жалости, ни сомнений. Ими, если разобраться, движут страх и понимание, что никому-то они не нужны, что стоит оступиться, и разом они окажутся на улице, если не сразу на кладбище.

О своднях.

И девицах простоватых, деревенских, которые едут за лучшей жизнью и сперва, пока молоды и свежи, даже находят ее. О мужчинах, полагающих, что заплаченные деньги дают им полную власть над другим человеком. О пороках тайных и явных…

…нет, цензура не пропустит.

Этакое и в приличных газетах печатать? Никак неможно.

А если о другом? О тех же сиротах, которые, оставшись без родительского надзора, оказываются практически на улице? И ладно, если имеется родня, но ведь не всегда она действует во благо…

…о границе и людях, которые на ней живут.

О севере.

Юге.

О тайной жизни рынка. Или вот о доходных домах, многие из которых, которые поплоше, с легкой руки хозяев превращаются в подобие домов для свиданий.

Да, пожалуй, она хотела бы написать о многом, но поймут ли…

Лизавета вздохнула.

А князь… он опять слушал. Этак, участливо, внимательно… до того внимательно, что хотелось совсем даже не говорить, а… приличные девицы о таком думают только после свадьбы. Ну или хотя бы помолвки.

— В этом может быть смысл, — Димитрий поскреб подбородок. — Почему бы и нет? Нам давно пора было бы заняться прессой… создать этакое, скажем, независимое… относительно независимое издание, чтобы печатали всякое…

— А цензура?

— И цензура будет, — успокоил князь. — Куда ж без нее, но… форматы стоит пересмотреть, да и вообще с точки зрения разумной пропаганды…

— Я не хочу пропаганды!

— Всегда приходится с чем-то мириться. Да и никто не просит тебя прославлять государей, на это свои люди есть… нет, надобно, чтобы писали правду… не всю, само собой, ты же не настолько наивна?

Лизавета пожала плечами и сунула в рот обгрызенную колбасу. Всегда она так, когда голодна была, сперва хлеб съедала, а колбасу напоследок оставляла, как самое вкусное.

И матушка ругалась.

— Это чтобы обид не было, но вот… наши пишут об Арсиноре, а в губерниях — о них же. Пишут много всякого, но большею частью или сплетни, или пустое… нет, это дело надобно обмозговать.

Он встряхнулся и встал.

Руку подал.

— А ты от меня все равно не сбежишь…

И Лизавета поверила. У нее получилось выдержать взгляд и улыбнуться даже, и сказать:

— Я и не собираюсь.

Глава 21

Глава 21

Ее императорское Величество выглядели не самым лучшим образом. Чешуя покрывала левую половину лица, а правая опухла, покрылась мелкими язвочками, чего прежде не случалось.

— Просто, — голос и тот сделался глух, тяжел. — Процесс… начался не вовремя и идет слишком быстро… мое тело не успевает.

— Молчите, — велела княгиня Одовецкая, осторожно касаясь щеки императрицы. Но даже это осторожное прикосновение причинило боль.

Лопнули язвы.

Потек гной.

— Ложитесь и не шевелитесь, — Одовецкая помогла императрице вытянуться на каменном ложе. Эта пещера была лишена драгоценного убранства, но все одно камни дышали силой. Здесь едва-едва получалось повернуться двоим, а третий был бы и вовсе лишним, и потому остался в коридоре.

Стоял, прижавшись к стене, вслушиваясь в происходящее за массивной дверью.

Сжимались пальцы.

Разжимались.

И сердце летело вскачь, то возвращая в прошлое, где было круглое, будто циркулем вычерченное озеро. Гладкие каменные берега, и вода сама тоже гляделась камнем.

Белый островок.

И девица, на нем сидевшая. Коса ее золотая, протянувшаяся до самого берега этаким мостом волшебным. Рискни ступить, коли не боишься. Дойдешь и заглянешь в глаза змеиные, а там, хватит сил свой разум удержать, тогда и получишь право просить.

…он шел за живою водой.

За чудом.

И чудо получил же, но не то, вовсе не то, которого чаял, а теперь вот не отпускало ощущение, что пришло время платить по долгам.

Одовецкая показалась, когда он почти уже решился открыть обшитую железом дверь.

— Она уснула. И… боюсь, в данном конкретном случае я мало что могу, — княгиня никогда не лгала, во всяком случае, ему. — Я могу поддержать человеческую часть ее, но… я не уверена, что тем самым не сделаю хуже. Иные крепче людей. Выносливей. И более живучи.

— И что мне делать?

Он знал, что услышит: ждать.