Охота на охотника

— Увы, даже столь мирная магия, как целительство, в определенных условиях может быть весьма разрушительной. Поэтому некоторым знаниям лучше… уйти. До них в том числе и желал добраться мой супруг. Ему казалось несправедливым, что, будучи сильнее меня, он знает куда меньше. Ему родовые наши умения казались чем-то вовсе уж фантастическим. Он выбивал их из меня… те, которые мог… что? Иное знание требует наличия кровного родства… я тоже не могу переступить через клятву. Но как бы то ни было, он решил, что узнал все… и да, все, что я могла открыть, я ему открыла. И стала бесполезна. Он нашел бы способ объясниться с моими родителями. Его стараниями они считали меня то ли душевно больной, то ли… не знаю. Но я взяла клятву, а утром покинула дом… я бежала… то есть, насколько это было возможно. Я отправилась в небольшой госпиталь, где меня приняли, не задавая лишних вопросов. Да, Сашенька, первые два года я провела, помогая проституткам, ворам и нищим… вместе с сестрами, которые обладали удивительным умением. Я могла исправить тело, а они лечили души. Мою в том числе. Там я набралась сил и смелости подать прошение о разводе. Меня даже не удивили упорные слухи, будто бы я умерла… пожалуй, если бы не клятва, Затокин объявил бы меня мертвой. Или сумасшедшей. Или… он отличался воображением. Но когда я вернулась, он только и смог, что отпустить пару ядовитых замечаний. А затем использовал все свои связи, чтобы ускорить развод.

— Полагаю, он вас боялся?

— Полагаю, ты прав, Сашенька. Клятва… давала мне определенные преференции. Да и он был уверен, что одной клятвой я не ограничусь. Мне бы воспользоваться этим страхом, но… мой собственный отец обратился с ходатайством, чтобы Ясеньку оставили им с матушкой. Он прилюдно заявил, что разводом я позорю и себя, и древний род, что мой образ жизни заставляет усомниться в моем душевном здоровье и не только в нем… супруг поддержал ходатайство. Напрямую оно мне не вредило. А я… я не смогла бороться. Для всех я была странной женщиной, сбежавшей из дому без особых на то причин. Говорили о моем безумии. О десятках любовников. О том, что вот-вот мой отец от меня отречется, объявит изгнанницей. И он собирался, но я добилась беседы.

Ее лицо исказила болезненная гримаса, и Александр вдруг понял, что на самом деле эта женщина хрупка. Она ниже его, тоньше и кажется невероятно хрупкой.

— Я принесла клятву… я рассказала, как было все… и он выслушал. Он был настолько добр, что позволил мне договорить. А после сказал, что, даже если все было именно так, я все равно не имела права требовать этого треклятого развода. Мне стоило поступить иначе. Вдову бы в обществе приняли, а разведенку… да, он отказался от мысли об изгнании. Более того, мне было определено содержание и обещана некоторая протекция, если я проявлю определенное благоразумие и буду держать язык за зубами. Но дочь… дочь мне будет позволено видеть трижды в год. На ее именины, на Рождество и Пасху… и то не стоит ждать встреч наедине.

Одовецкая потерла грудь и сказала: