И точно, через пару минут у сарая затопотали и закашляли – явился давешний часовой в сопровождении какой-то немолодой бабы с грубоватым лицом, в платке, длинной, чуть ли не домотканой юбке и блузе с вышитым воротом (похоже, это была хозяйка хутора).
– Wieczerza! – объявил наш караульный, отпирая дверь. И действительно, в руках у бабы было по миске жидковатого крупяного супа, судя по вкусу, приправленного то ли жареным копченным салом, то ли какой-то колбасой, два небольших куска хлеба из ржаной муки грубого помола и ложки. Ну, раз накормили, значит, наш расстрел пока откладывался. Графиня не стала обуваться и слезать со своей лежанки, употребив свою порцию в полулежачем положении. При этом она убедительно изображала госпожу, и я вынужден был ей прислуживать. Потом давешняя баба вернулась, забрала пустые миски с ложками и принесла две глиняных кружки жидкого травяного «чая», основой которого был, по-моему, смородиновый лист.
– Ikense jagan cuschle kun parsak bulde! – якобы поблагодарил я забиравшего кружки после нашей трапезы часового, на все том же тарабарском языке. Тот явно слегка охренел и пробурчал в ответ:
– Sposzywace!
После чего опять запер нас на засов и удалился.
Из-за напряжения последних суток я заснул на накрытой старым одеялом куче сена явно еще до того, как начало темнеть. Спала ли на самом деле графиня или только лежала и делала вид, что спит, – я не понял.
Проснулся я от какого-то сильного татакающего тарахтения. Продрав глаза, я понял, что это не что иное, как довольно близкие пулеметные очереди. Ката, уже проснувшаяся и обутая (раз так, интересно, зачем она накануне просила снять с себя туфли – проверяла, как я отреагирую?), сидела рядом и вопросительно смотрела на меня. Я вскочил и первым кинулся к одному из узких окошек под потолком, благо сарай был невысокий. В рассветном сумраке виднелся все еще стоявший кое-где в низинных местах леса туман. А стрельба шла менее чем в километре от хутора, как раз в той стороне, где мы накануне приземлились – пачками, словно новогодние петарды, сыпались одиночные выстрелы, заглушаемые очередями не менее чем двух пулеметов. Причем их звук был каким-то совершенно незнакомым. В кустах за забором, ближе к нам перебегали какие-то, неумело пригнувшиеся, фигуры с винтовками в руках. Судя по тому, что одеты они были во что попало, это, несомненно, были «экстремисты», т. е. поляки.
– Что, лесник наконец вернулся? – спросил я, ни к кому не обращаясь, покинув импровизированный «НП».
– Какой еще лесник? – не поняла графиня.
– Есть у нас в России такой анекдот про журнал боевых действий некоего партизанского отряда, который в течении недели, с переменным успехом, сражался с немцами за сторожку лесника. А потом приехал из города лесник и выгнал на хрен партизан вместе с немцами из своей сторожки. На чем сия баталия, собственно, и закончилась.
Графиня этого юмора понять была явно не в состоянии, но сказать ничего не успела, поскольку где-то наверху очень противно засвистело, а потом у самого хутора бабахнул глухой взрыв, а за ним – второй и третий. По стенам и крышам построек застучали осколки и комья земли.
– Батальонные минометы, 80-мм, – констатировала графиня со знанием дела и добавила: – Ради бога, сидите и не дергайтесь. Не усугубляйте.
Пока я, не попадая в рукава, натягивал пиджак, пулеметы продолжали чесать во все тех же конопляных зарослях. Поляки, похоже, по-прежнему отвечали в основном одиночными и не слишком часто. Кажется, Ката была права и патронов у них было кот наплакал. А минометный обстрел затих так же неожиданно, как и начался – кинув штук восемь мин, неизвестные минометчики задробили стрельбу. Зато мне показалось, что я слышу где-то в отдалении шум каких-то моторов и, кажется, даже лязг гусениц.
Еще через пару минут я начал понимать, что стрельба медленно, но верно смещается все ближе к хутору.
Потом я услышал топот. К сараю подбежали две темные фигуры. Залязгал отпираемый засов. За распахнувшейся дверью стояли сильно запыхавшиеся давешний часовой и сержант Грабовский с оружием наперевес.
– Wisiasc! – выдохнул сержант.
Я встал и уже было сделал шаг в сторону выхода. Но ровно в эту минуту в воздухе снова повис неприятный, режущий уши и давящий на нервы свист. Часовой и сержант завертели своими бестолковками, силясь хотя бы приблизительно понять, куда может лечь новая порция мин. Но, кажется, графиня поняла это раньше их, за секунду до разрывов очень технично подставив мне подножку. Я растянулся на земляном полу сарая как раз в момент, когда снаружи бабахнуло два взрыва. Было почти физически ощутимо, как осколки мин впиваются в бревенчатые стенки сарая, а пара кусков металла даже влетела в открытую дверь и с противным свистом ушла куда-то в сторону мешков с зерном.