Охота на охотника

Борька Баклушин, которого за глаза звали Бибикой, очень хорошо понимал, с какой стороны у бутерброда масло. Ведь управление собственной безопасности, которому положено высматривать тех, кто «кое-где у нас порой», отнюдь не всеведуще, а Баклушин был, разумеется, очень, очень аккуратен, так что его не только за руку никогда не ловили, напротив – в пример ставили. И карьеру он делал куда стремительнее не столь показушных коллег. Правда, ему все казалось – недостаточно. И когда подвернулся случай, Бибика не сплоховал. Разве можно упускать такой шанс! Если доказать, что хваленый Морозов, прославленный Халыч, легенда следствия, рыцарь без страха и упрека – что он «оборотень в погонах»… У-у-у! Это какой же карьерный рывок можно сделать!

Арине вспомнилось, как Александр Михайлович слушал: немного наклонив голову и едва заметно хмурясь. Как вздергивалась левая бровь, когда кто-то из студентов ляпал глупость:

– Стыдно, юноша! – Леха Груздь, вылезший с «умным» замечанием, сперва хорохорился, но быстро сник. – Что, видите ли, делать, если попадется парадоксальный выделитель вроде Чикатило, как с уликами работать, если такое бывает! Бабке Марусе у соседнего подъезда простительно, но вы-то будущий юрист! Впрочем, сегодня, наверное, даже бабке Марусе известно, что парадоксальное выделительство – миф, что несоответствие группы крови Чикатило и результатов анализа оставленных им биологических следов объяснялось всего-навсего ошибкой самой первой экспертизы. Признавать ошибку не хотелось, вот и придумали миф о парадоксальном выделительстве. Где вы вообще такое вычитали? Ах, в интернете… ну-ну. Нет-нет, я не против интернета, я даже не против того, что там лежит масса интересной информации. Но любую информацию следует проверять, прежде чем возводить ее в ранг факта. В том же интернете, кстати, есть подробные разъяснения и профессора Дубягина, и признание самой Гуртовой, и слова Иссы Костоева о том же… Что вы так на меня смотрите? Вам ничего не говорят эти фамилии? Что, неужели никому? Вершина, ну хоть вы-то в курсе?

– Следователь по особо важным делам Исса Костоев возглавлял следственную группу по розыску «убийцы из лесополосы», – сообщила Арина, потупившись. Ей было неловко. Не столько из-за того, что одногруппники сочтут ее выскочкой (умные не сочтут, а на дураков плевать), сколько потому, что перед Александром Михайловичем было стыдно за молчание однокурсников. – Гуртовая, не помню ее должность, была экспертом, по чьему заключению «убийца из лесополосы» имел четвертую группу.

– Дубягин криминалист, маньяка-людоеда поймал, несколько учебников написал, – подал голос Севка Мацеревич.

Арина облегченно вздохнула.

Морозов улыбнулся:

– Молодцы. Может, и напрасно я так рассердился. Но нельзя, недопустимо ограничиваться очевидным. Вы же будущие следователи. По крайней мере некоторые из вас. Вот приводят к вам якобы злодея: весь в крови, взяли над теплым еще телом, на ноже его отпечатки. И что? Вы сразу делаете вывод, что он – убийца? Может быть, да, но может быть, и нет. Проверять, проверять, и еще раз проверять. Иначе выйдет, как с Чикатило. Гуртовая всего лишь некорректно составила экспертное заключение, а в результате – еще двадцать одна отнятая жизнь. Вы только вдумайтесь – двадцать одна жизнь! Вот она, цена ошибки.

Студенты юрфака, где Арина училась, а Морозов преподавал, его обожали. А бывшие коллеги – и следователи, и оперативники, которые уж точно лучше прочих знают, кто чего стоит – при одном упоминании Халыча мечтательно улыбались – да, были люди в наше время!

И вот его-то Баклушин и вознамерился «разоблачить». Рассчитывая, по всей видимости, на колоссальный резонанс с участием СМИ и, как логичное завершение громкого дела – карьерный скачок для себя, любимого. Должность повыше, погоны посолиднее…

Откуда эта идея взялась в баклушинской голове, какие улики его подтолкнули к мысли о том, что Морозов – легенда следствия – преступник? Арина не знала. Да и какая разница! Самое страшное заключалось в том, что это было правдой. Халыч сам признался. Ну не глаза в глаза, а по телефону, голосовой почтой – но признался же! Но поверить – одно, а вот принять, что любимый учитель, что он всего лишь… Арина никогда, даже мысленно не произносила этого слова. Потому что, конечно, не «всего лишь», конечно, Халыча никак нельзя было причислить к «обычным преступникам». Да и преступник ли он, строго говоря? С точки зрения закона – безусловно, а если положа руку на сердце? Ведь он всего лишь покарал тех, кого не смогло покарать правосудие. Мерзавцев, каких любой нормальный человек был бы готов уничтожить собственноручно. Вот он и уничтожил. Справедливость восторжествовала… но какой ценой?

Не мне, повторяла Арина как мантру, не мне его судить. Но именно меня он попросил помочь. Она удалила то сообщение, но помнила наизусть не только каждое слово – каждую интонацию, каждый вздох, каждую паузу.