Охота на охотника

И если сейчас Александр Михайлович сам вышел на связь, значит, та опасность, от которой ему пришлось так стремительно скрываться, те нависшие над ним обвинения – значит, сейчас они рассыпались в прах? Или как минимум близки к тому. Значит, те три дела «о справедливом возмездии» Баклушин, как ни старался, повесить на Халыча не сумел.

Но ведь открывали список покойного Шубина еще четыре убийства! Открывали! То есть Шубин начал свое личное следствие именно с них! А там-то Морозов гарантированно ни при чем! Именно на них указывала комбинация «семерка пробел дефис пробел тройка» завершенная вопросительным и восклицательным знаком: семь минус три – что с ними?

Потому что Баклушин, потерпев неудачу с делами «о возмездии», может попытаться пристегнуть Морозова именно к этим, «чужим». Ибо обвинение против невиновного при желании слепить проще, чем против настоящего преступника. Такой вот парадокс. Вот только, ехидно нашептывал внутренний голос, откуда ты знаешь, что Морозов – ни при чем? Он же сбежал, разве нет? Эти сомнения были еще мучительнее, чем терзания по поводу «карательных» убийств. Арина изо всех сил старалась не слышать этого ехидного шепотка в собственной голове. Если Халычу не верить – то кому тогда? И вовсе он не «сбежал трусливо, когда запахло жареным». Если бы так, о нем сейчас ни слуху ни духу бы не было. Никаких таких сообщений. Да и уезжая – неизвестно на сколько, не зная, сможет ли вообще вернуться – он просил Арину разобраться с этими четырьмя делами. Разве виновный – стал бы? Нет, конечно, говорила себе Арина и на время успокаивалась, погружаясь в более конкретные и куда менее болезненные размышления. Три «морозовских» дела подсунул умирающему Шубину Баклушин. А первые-то четыре? Почему Шубин выбрал именно их? Почему решил, что это – серия? Чей след он в них почуял?

И теперь Арине казалось, что она знает ответ.

Ну так, может, хватит уже огибать то фотоателье, хватит оглядываться на выставленные в витрине портреты, ежась так, словно все они глядят на нее с укором?

Она решительно свернула направо. Сердце слегка подрагивало, но, когда до фотоателье оставалось всего два дома, стало ясно: витрина освещена как-то по-другому. Арина прибавила шаг…

Что за притча? Окошко, где раньше висели фотопортреты, сейчас закрывала золотисто-оранжевая штора, мягко освещенная изнутри. И табличку с часами работы фотоателье сменила другая: «Восход». Надпись располагалась по дуге, между букв пробивались как будто солнечные лучи, а на половинке солнечного диска внизу было аккуратно написано «кафе». Арина даже рассмеялась – хорошо бы, если бы все страхи так же исчезали. Зайти, что ли, кофе выпить? Может, там и вай-фай есть?

* * *

Кофе тут был так себе, средненький. Зато в углу, за пыльной пальмой прятался столик с «дежурным» компьютером, не только подключенным к интернету, но и оснащенным сканером и принтером, – на случай, если кому-то из посетителей понадобится. Очень удачно. Держать переписку с Халычем в собственном смартфоне или ноутбуке казалось небезопасным – мало ли, в чьи руки они могут попасть. Тот же Левушка Оберсдорф любой гаджет может и удаленно вскрыть. Против Арины он действовать не станет, но ведь на свете не один Оберсдорф, есть и другие специалисты.

Она раз десять повторила про себя то, что выглядело адресом электронной почты, и удалила сообщение – из тех же соображений: береженого бог бережет. Да, на серверах телефонного оператора сообщение осталось, но тут уж как повезет. Главное, чтобы случайно никто не добрался.

Стремительно создала новый почтовый ящик – на том же сервере, который использовал Александр Михайлович – лишь на мгновение задумавшись над логином. Хотя чего там задумываться? Надо всего лишь чуть-чуть изменить присланный адрес: пусть вместо «а» – Арина – будет «би», которая выглядит так же, как русское «в» – Вершина. Морозов сразу поймет.

Осталось понять, о чем, собственно, можно ему сообщить?

Раскапывая дела из шубинского списка, она успела выяснить довольно много.