Охота на охотника (СИ)

И сердце прихватывает. И пальцы на ногах немеют... нет, иначе надобно. Если и были у него сомнения, то, увидевши, что чужак из свертка достает, Сидорыч их отбросил. Это ж как ему удалось-то в театру да цельную винтовку пронести? И не нашинская, бриттская машинка, дальнобойная. С такой, сказывали, в воробья за две мили попадешь, а до царское ложи поменьше будет.

Вот же ж.

Сидорыч погладил фляжку.

Опустил на пол, чтоб не мешалась, пристроил пакет с ушами да и вытянул ножи. Пара, старшиной дареная, уж сколько лет служила верой и правдой. Пусть поблекли рукояти, а сами клинки потускнели слегка, зато в руку легли знакомо, ласкаючись.

Паренек вытянулся, устраиваясь поудобней.

А Сидорыч сделал шаг.

И второй.

Замер, примеряясь. И когда магик - а разило от него все ж изрядно, - вновь закрутил башкою стриженой, Сидорыч ножики-то отпустил. И крякнул от удовольствия: не забыли руки науку, да и сами клинки, верно сказывают, наученные.

Левый вошел аккурат под шею, перерубив позвонки.

А правый в спину, под левую лопатку. Может, оно и излишне, да только там, в горах, бить учили наверняка.

Тело Сидорыч после недолгого раздумия вытащил в проход да и кинул поверх мантию цезареву, мышами слегка поеденую. Еще и шубейку добавил, тоже попорченную, но плотную, зимой Сидорыч в ней грелся, а теперь и труп укрыть сгодилась.

Да, полезных вещей в театре было много.

Винтовку трогать не стал, лишь подумал печально, что сказать придется, а значит, одной тайной станет меньше и навряд ли ему еще раз доведется на импертрицу поглядеть. С другое стороны... может, оно и к лучшему, а то ж сердце.

Пальцы.

Того и гляди, не станет Сидорыча, кто тогда ее покой сбережет?

...когда на сцену выпорхнула юная Каврельская, Сидорыч присвистнул от удивления. Как же ж она уговорила-то директора? От шельма! И выходит, что Авронской конец пришел? Или... этакого оскорбления она не забудет, а дружков у примы хватит... быть войне. И стало быть, погодит бабка с травками своими. Когда примы воюют, за театром особый пригляд нужен. А Каврельская хороша, от хороша... особенно сиськи.

Богатые.

Глава 26

Глава 26

В театре было душно.

Пахло благовониями и туалетными водами, а еще свечами, воском и чем-то иным, донельзя сладким, неприятным. Почему-то именно эти запахи мешали Лизавете сосредоточиться.

А может, не они, но страх, ощущавшийся остро.

Вот трепещут веера в руках дам.

Поблескивают драгоценные камни, а в вое хора слышится голос той толпы, которую в театр не пустили. Наследник в своей ложе подле матушки, наблюдает за сценой.

Хлопает.

И прочие тоже хлопают, спеша выразить одобрение, хотя пьеска, честно говоря, преглупейшая. Юная прекрасная пастушка и молодой князь, который влюбляется с первого взгляда, только одной любви мало, ведь есть еще батюшка князя, наследство и невеста по сговору. И само собой, невеста зла и нехороша собой, батюшка деспотичен, матушка коварна.

Влюбленных разлучают...

Вместо сочувствия Лизавета испытала престранное злорадство. А следом и понимание, что пастушки за князей замуж не выходят.

Равно как и маги-недоучки, которые в сомнительного толку газетенках подвизаются.

...но она не просто маг, а баронесса.

И дура полная, коль от единственного приличного в жизни шанса отказалась. То есть, она не совсем, чтобы отказалась, взяла время на раздумье, но... не устанет ли князь ждать, пока в Лизаветиной голове чего приличного надумается? У него ж дворец под опекой.

Красавиц тьма.

И все-то до одной Лизаветы лучше...

...правда, убиваться, как пастушка, она не станет. И уж точно не будет петь перед утоплением. А вот добрейшей Ангелине Платоновне пьеска по сердцу пришлась, ишь, слезы платочком утирает и даже обиду свою на супруга позабыла.

Почти.

- Сердечно-то как, - сказала она, когда артисты вышли на поклон. И тут же добавила: - А Левонька не видел...

Вольтеровский сделал вид, что не услышал.

Обратный путь был...

...похож.

Та же толпа, только... чуть более злая? И кто-то свистит, а стенка экипажа вздрагивает, принимая удар. И руки Вольтеровского сжимаются.

- Господи-ты Божечки мой, - Ангелина Платоновна размашисто крестится и спрашивает, кажется, у самой себя. - Что же это творится... что творится...

- Бунт, - мрачно произнес Вольтеровский. - Ишь, разгулялись...

Коляска задрожала и все вдруг стихло.

- Щиты поставили, - на сухом лице Вольтеровского появилось выражение глубочайшего удовлетворения. - Молодцы...

А Лизавета лишь подавила горестный вздох.

Димитрий сам в толпу не полезет. Он же... он начальствует и вообще для того особые люди есть. И маги тоже... Таровицкий вон одним ударом спалить всех смутьянов способен.

И тут же стало стыдно.

Там же... там не только смутьяны, там женщины и дети малые, которых взяли на наследника поглядеть. И еще веселья ради. Там просто люди, оказавшиеся случайно, шедшие на площадь потому как праздник. А их огнем?

Душу сдавило недобрым предчувствием.

Может, так оно и должно... кортеж, крикуны подосланные и маги, которые ответят ударом на удар, не особо разбираясь, в чем дело?

Тогда бунт, может, и не случится.

...или наоборот.