Охота на охотников

На подъезде к Москве глаз надо держать востро - того гляди, под колесо фуры сунется какая-нибудь хрупкая машиненка либо мотоциклист, - эти хипари научились ездить зимой, как и летом, - тормозить же сильно нельзя, фуру с тяжелым грузом обязательно понесет. И вообще может завалить набок.

Но Рогожкин не боялся ни дороги, ни мотоциклистов, ни наледей на асфальте. Жизнь его вступила в ту фазу, когда все в ней было прекрасно, светлых тонов было гораздо больше, чем темных. Рогожкин радовался этой опасной заснеженной дороге, и низкому хмурому небу, и сгубленным ядовитыми бензиновыми парами деревьям, растущим на обочинах по обе стороны шоссе, он не видел в них увядания и не думал о том, что автомобильные выхлопы умертвляют зелень, глаза фиксировали только задумчивые, погруженные в зимнюю дрему деревья, - грело его и то, что из Москвы они, никуда не заезжая, сразу вернутся домой, в Лиозно и он увидит Настю...

Замигал крохотный красный глазок рации - звук Рогожкин убрал, оставил только световой сигнал, тревожный рубиновый огонек, - замыкающую машину вызывала машина головная.

Рогожкин щелкнул рычажком, похожим на выключатель настольной лампы, и услышал голос Стефановича:

- Ну как? Все в порядке?

- Все в порядке.

- Сбоев там, сзади, нет?

- Пока не наблюдается.

- Тьфу-тьфу-тьфу! Пусть это временное "пока" будет постоянным, суеверно проговорил Стефанович. - Предложение мое как... Обдумываешь? Или уже обдумал?

- Пока обдумываю.

- Давай, давай... Особо это дело не затягивай.

- Предложение очень заманчивое...

- Не только заманчивое, но и толковое, - перебил бригадир. - Ладно, думай... Думать никогда не вредно.

На последнем привале Стефанович отозвал Рогожкина в сторону, подцепил рукой немного снега, стиснул его пальцами, потом приложил ко лбу.

- Не пойму, температура у меня, что ли? - пробормотал он. - Что-то неважно себя чувствую.

- Может, стоит где-нибудь около больницы притормозить?

- Нет, - медленно двинул головой в сторону Стефанович, - я врачей не люблю и услугами их стараюсь не пользоваться.

В ответ Рогожкин лишь приподнял плечи: вольному воля, но если есть температура, то неплохо бы показаться врачу и сжевать какую-нибудь таблетку.

- Смотри, старшой, - сказал он, - твое, конечно, дело, но я бы с температурой не шутил.

- Я вот о чем хотел с тобой потолковать, - Стефанович взял Рогожкина за локоть и отвел ещё дальше в сторону. - Мы ведь сейчас пашем на чужого дядю... Все пашем и пашем, все пашем и пашем. А зарабатываем гроши.

Рогожкин с интересом покосился на бригадира.

- Так сложилась жизнь.

- Сложилась жизнь, не сложилась, обсуждать не будем, только это дело надо поломать...

- Каким образом?

- Очень просто. Надо объединиться и создать собственную контору.

- Под названием "Шарашкина". - Рогожкин обидно засмеялся. - А машины где возьмем?

- И по этой части есть кое-какие соображения. Возьмем по лизингу или как это там называется? Короче - напрокат. На пару лет. За это время мы заработаем десяток своих.

- Придут коммунисты - все заберут. И правы будут.

- Не придут.

- А по-моему, придут.

- Все самые ярые каммуняки давным-давно перекрасились в ярых демократов. Они хорошо поживились, сидят у раздаточного окна и теперь сделают все, чтобы никого не подпустить к хлебу. Ты смотри, что в России творится!

- Да уж... Земля в дыму.

- Если бы только земля! И только бы в дыму. Ну, как тебе мое предложение.

- Надо подумать...

- Давай, думай. Надумаешь - будешь моим компаньоном.

- Значит, берете в долю?

- Сколько раз тебе говорил - обращайся ко мне на "ты". Чего ты все "выкаешь" да "выкаешь"? - Стефанович неожиданно раздраженно ударил ребром ладони по крепкому сучку, торчавшему, будто деревянный нос Буратино, из соснового ствола. Сучок как ножом срезало - свалился Стефановичу под ноги. - Естественно, возьму тебя в долю. Если бы не собирался взять, то и не вел бы разговора.

Вот такое предложение поступило Рогожкину от мрачного, почти никогда не улыбающегося, но тем не менее сохранившего добрую, способную откликаться на всякий чужой зов душу, Стефановича.

Перед Москвой сделали ещё один привал. Попили чайку, пахнущего лесным дымом, - на крохотной полянке среди сугробов развели костер, в пятилитровой кастрюле вскипятили воду, заварили её крепко цейлонским чаем, получился крепкий, как спирт, послушали синиц. Их налетело на стоянку сразу с полсотни - большая стая вымахнула из ближайших деревьев, - веселых, желтогрудых, общительных птиц. Стефанович взял крупный ломоть хлеба, кряхтя и увязая по колено в снегу, отошел в сторону, раскрошил хлеб поверх сугроба. Синицы налетели на крошево, защебетали.

Стефанович, хмурясь, вернулся к костру, чтобы не мешать птицам. Достал из машины карту Москвы.