Поразмышляв немного, Шахбазов встал, открыл сейф - тяжелый высокий шкаф, похожий на старый финский холодильник "Розенлев", - где у него лежали деньги, оружие и несколько золотых слитков в пергаментной бумаге, а на нижней полке стояли бутылки с напитками, в основном с коньяком. "Камю", "Мартель", марочные грузинские и армянские коньяки, выдержанный "Белый аист", от возраста сделавшийся янтарно-коричневым. Выбрал две бутылки попроще и сунул в кожаную сумку. Надо было побывать в морге и осмотреть труп арнаутовского внука. И сделать это до того, как туда нагрянут разные спецы с проницательными глазами, в милицейской форме, да эскулапы в окровавленных халатах, с ржавыми тесаками в руках. Сотрудники моргов, как знал Шахбазов, предпочитали брать мзду не деньгами, а напитками. Чтобы было чем поддержать себя в холодной морговской атмосфере.
Шахбазов был уверен в том, что осмотр ему подскажет многое.
На секунду задержался у стола, резко, как-то обозленно помял пальцами лицо, размышляя, позвонить Арнаутову или пока не стоит. Звонить очень уж не хотелось. Во-первых, звонком он добьет деда, во-вторых, Арнаутов заревет так, что слезы выплеснутся из телефонной трубки прямо здесь, в двадцати километрах от арнаутовского дома.
Шахбазов решил не звонить.
Прошло полтора часа, Рогожкина все не было. Поняв, что ждать фуру уже бесполезно, Стефанович поднял тревогу.
Маленький колченогий Шушкевич, болезненно поблескивая глазами, приблизился к шефу.
- Слушай, бугор, а может, он... того? - Шушкевич сделал несколько плавных гибких движений рукой - изобразил плавающую рыбу. - С грузом тю-тю? А?
- Исключено! - сжал зубы Стефанович. - С Мишкой произошла беда. - Он зло и тяжело посмотрел на Шушкевича, словно бы удивлялся, как тому могло прийти такое в голову. - Значит, так. Поступим следующим образом. Я сейчас уеду искать Мишку. Вдруг он где-нибудь чинится на обочине, вдруг ему стало плохо или у него отказала рация... Все может быть. За старшего остается... - Стефанович скосил глаза на Рашпиля, потом перевел взгляд на Шушкевича: - Ты, Базедовый, и останешься. Разгрузишь фуры, подпишешь накладные - все, мол сдал, а здешний дядя все принял, - и будешь ждать меня вместе с командой здесь, на складе. Понял?
- Все понял, - подтвердил Шушкевич.
- Без меня отсюда - ни шагу, - предупредил Стефанович, выволок из кабины фуры сумку с автоматом, бросил в джип, который ему выделила здешняя контора, забрался на сиденье и покинул заставленный техникой двор.
Напарником к Стефановичу определили крупного лобастого парня с литыми, будто резиновыми плечами и короткой сильной шеей. Стефанович оценивающе поглядел на него. И когда только этот парень успел наесть такие телеса? Ведь ему двадцать-двадцать два, не больше. Человек-гора. Интересная формация появилась среди нашей московской молодежи. Формация мясистых убийц.
- Машину водишь хорошо? - спросил он у парня.
- Пока никто не жаловался.
- А шеф?
- Шеф тоже не жаловался.
- С Подмосковьем знаком?
- Более-менее.
- Ладно. - Стефанович начальственно кивнул и разложил на коленях карту. - Едем на Минское шоссе, к поселку Голицыно... У поста ГАИ остановимся. И быстрее, черт возьми! - выкрикнул он.
В следующий миг, остывая, удивился сам себе: давно не был таким. Шепеляво, глухо, будто во рту у него была вода, попросил извинения:
- Не обижайся на меня, парень. Тут дело вон какое...
А у парня шкура была такая, что прошибить её невозможно, даже пистолетная пуля, и та не возьмет, он лишь склонился над баранкой, будто большое равнодушное животное, и послушно тряхнул головой. Бык, да и только.
- Быстрее! - подогнал его Стефанович. "Бык" молча увеличил скорость. Только в ветровое стекло с тихим шорохом полетела грязная снеговая крупка да под широкими сильными колесами джипа запела дорога.
- Пока светло, мы должны пройти по маршруту, - сказал Стефанович через несколько минут, поежился: на улице было холодно, мороз к вечеру обязательно прижмет. Да и по радио объявили, что похолодает до минус восемнадцати, а ночью столбик термометра вообще опустится до двадцати пяти градусов мороза. - Быстрее! - вновь подогнал он "быка".
Когда по дороге попадалась фура, Стефанович привставал на сиденье, часто и напряженно моргал, вглядываясь в нее: не Рогожкин ли это, и разочарованно оседал, обнаруживая, что это не Рогожкин, дергал обреченно и горько одной щекой - Стефанович чуял беду. Большую беду...
Пригнав рогожкинскую фуру в ангар и поставив её под разгрузку, Каукалов выпрыгнул из кабины, огляделся по сторонам - он рассчитывал увидеть старика Арнаутова, услышать его трескучий, наполненный иронией голос, вглядеться в его большое выцветшее лицо и разыграть перед дедом красивую сцену - обвести рукой трофейную фуру, которая имела кузов больше обычного, такие фуры они ещё не захватывали, и спросить небрежно: "Ну как?"
И пусть только подлый дед заявит, что трофей жидковат, Каукалов покажет ему, как настоящие мужчины едят копченую бегемотину.