Ужас разбудил его, и Баламут вскочил на ноги, прежде чем успел понять, что уже проснулся, и рука его сама собою выхватила из-за голенища кинжал. И, как оказалось, не напрасно.
Он увидел тьму вокруг, и больше ничего. Но на него повеяло сквозняком, и тело его осознало раньше, чем разум, что дверь в опочивальню принцессы открыта нараспашку.
На дальнейшие действия Баламуту не понадобилось ни времени, ни размышлений. Он еще не очнулся до конца, когда, ведомый безошибочным инстинктом, подкрепленным любовью и тревогой, оказался уже внутри комнаты. Прыжок – и пальцы одной руки сомкнулись на горле человека, присутствие которого он скорее угадал, чем различил в непроглядной тьме, а вторая рука изо всей силы нанесла удар кинжалом. Человек лишь слабо вскрикнул и повалился на грудь Баламуту. Тот отшвырнул его от себя, зная, что удар достиг цели, и в ужасе закричал:
– Май, вы целы?!
Он сделал шаг к ее постели, желая и страшась хоть что-нибудь разглядеть, и ему ответил дрожащий голосок:
– Да, Доркин… но что… что случилось?
Горло Баламута перехватил спазм невероятного облегчения. Кое-как справившись с собою, он повернулся к дверям и, забыв, где находится, зычно взревел:
– Эй, стража, сюда! Огня!
Кто-то уже спешил по коридору, но огня с собою не нес. Баламут услышал испуганный голос Фирузы, мягкий басок Овечкина, и малость опомнился.
– Что за черт, – сказал он. – Темнота откуда? Май, вы укрыты? Сюда идут.
С этими словами он шагнул к камину, где еще смутно краснели угли, и принялся ворошить их, пытаясь добыть хоть какого-нибудь свету. Но в этом уже не было нужды.
Мрак начал рассеиваться столь же непостижимым образом, как и появился. Обычный, сумеречный предгрозовой свет завиднелся в окнах и постепенно залил покои принцессы, кровать с полураскрытым пологом, откуда выглядывало ее бледное личико, и темную фигуру на полу, с головой накрытую плащом. В дверях появились Овечкин и Фируза, одетые наспех, с растерянными лицами, но Баламуту было не до них. Он быстро подошел к человеку, распростертому на полу, опустился на колени и откинул с его головы капюшон. И ахнул от неожиданности.
Ибо то была Де Вайле, колдунья. Она была еще жива – взгляд ее из-под полуприкрытых век встретился со взглядом Баламута, губы слабо шевельнулись. Кинжал Доркина торчал над ее левой грудью, вогнанный в тело по самую рукоять. А в руке она сжимала свой кинжал, и намерение, с которым она вошла в спальню принцессы, не вызывало никаких сомнений.
– Ты!.. – потрясенно сказал Баламут. – За что? Почему?!
Губы ее опять шевельнулись, и он поспешно наклонился к ней.
– Я умираю… – едва слышно произнесла колдунья, и в голосе ее прозвучало удивление. – Ты сумел…
– За что ты ее?.. – яростно повторил Доркин.
Она молчала, веки бессильно опустились.
– Пустите-ка, – попыталась вмешаться Фируза, но Доркин отстранил ее.
– Ты ей ничем не поможешь, девушка, – сурово сказал он. – Она умрет через несколько минут. Но я хотел бы узнать… Ты слышишь меня, Де Вайле?
Брови колдуньи страдальчески сошлись у переносицы. Она медленно, с усилием, вновь открыла глаза.
– Покайся в своих грехах, пока у тебя еще есть время, – сказал Баламут, и в голосе его не слышалось ни малейшего сочувствия.
– Покаяться… – прошептала Де Вайле. Губы ее искривила хорошо знакомая ему холодная усмешка. – Перед тобой?..
Она сделала паузу, переводя дыхание, и Доркин склонился ниже, чтобы не пропустить ни слова.
– К дьяволу, – сказала Де Вайле, – я ухожу к дьяволу… а ему моя исповедь не нужна. Ты сказал… я не знаю, что такое любовь. Возможно… Когда-то и я любила… но как мало это значит! Уйди, оставь меня, Баламут. Тебе не понять, и никому из вас не понять. Есть то, что выше вашей любви… но вам никогда до этого не подняться. Глупец, ничтожество… ты даже не знаешь,
Де Вайле задохнулась, и по телу ее пробежала судорога.
– Говори, – потребовал Баламут. – Говори! Ты была в сговоре с Хорасом, не так ли?!
Он и сам не знал, как его осенила эта догадка. Возможно, подсказка таилась в страшном сне, который его разбудил…
– Была, – пробормотала колдунья. – Я помогала ему с самого начала. А теперь умираю… Гиб Гэлах увидел правильно – искупительная кровь…
– Зачем ты это сделала?
– Я не хотела ее убивать, но мне было велено… если б она не вернулась в Данелойн, я получила бы то, чего жаждала более всего на свете – сокрытое знание… Но проклятый дар ее оказался сильнее… он и впрямь помогает вам, недоумкам, превозмочь наши усилия…
– Кто это мог велеть такое?
– Тебе не все ли равно?.. много крови прольется еще в Данелойне из-за принцессы Май. Он хотел избежать этого… о, Черный Хозяин знает, что делает, и это далеко не конец, нет, не конец…
– Что еще за Черный Хозяин?
Тут последние краски сбежали с лица Де Вайле, тело ее выгнулось дугой, обмякло, глаза закатились.
– Нет! – вскрикнул Баламут, хватая ее за плечи и встряхивая. – Нет, ты скажешь все, проклятая ведьма!..
Но сказать она уже ничего не могла.
Глава 25