А в общем, чистейшей воды экзистенциализм. Мазур давно уже научился выговаривать это слово без запинки. Во времена оны Морской Змей, будучи еще старлеем, захомутал утонченную и весьма интеллектуальную выпускницу философского факультета — вопреки штампам насчет «синих чулков» сексапильную и мужиков не чуравшуюся. И крутил с ней года полтора, пока не подвернулся блестящий кандидат в мужья, папин сынок с корочками МГИМО, рядом с которым трехзвездочный морской плебей выглядел бледно… За это время, однако, не подозревавшая о подлинной сути своего любовника и его приятелей красотка, регулярно посещавшая пикники, успела немного образовать господ офицеров, привив азы философии. Откровенно говоря, им было наплевать на все азы — кроме того самого экзистенциализма. Вот этот-то подвид философии им страшно понравился, ибо, если разъять его по методу Сальери и проверить алгеброй, сводился к примитивнейшей формуле: весь мир идет на тебя войной… Именно так с господами «морскими дьяволами» и обстояло. Они только добавили свое окончание: «…но ты, сукин сын, обязан выжить». И помнить, что впереди пятьдесят лет необъявленных войн, а ты подписал контракт на весь срок… В общем, у каждого свои причуды. Но гораздо престижнее думать, что ты не подводный убивец, а экзистенциалист — как иначе, коли это чистая правда…
Посидев в кустарнике еще с полчаса, он прикинул диспозицию. Диспозиция была запутанная и туманная. Прежде всего, труднее стало ориентироваться. Раньше он бодро шпарил на юг — или почти на юг, — забирая то вправо, то влево, отклоняясь с курса, но твердо зная, что рано или поздно упрется в Шантару, на тысячеверстном протяжении текущую в этих местах с востока на запад; что пройти мимо такого ориентира решительно невозможно, как ни старайся. Теперь же просто не представлял, куда следует двигаться. В доме у Федора он видел прикнопленную к стене на кухне карту Шантарской губернии — самую обычную, купленную в магазине. На ней, конечно, имелся Пижман, карта довольно подробная, но вот переправа, разумеется, не обозначена. И привязаться к местности невозможно. Почти. Если выделить из окружности интересующий его сектор, грубо прикинуть направление, то сектор этот займет градусов сорок пять. А это немало, если предстоит переть на своих двоих в неизвестность. Он, конечно, не собирается падать духом — главная неприятность в том, что потеряешь уйму времени, определяясь. Отсюда плавно вытекает: необходимо устанавливать контакт с аборигенами…
Часа четыре они двигались в произвольно выбранном направлении: примерно юго-юго-запад, ежели по-сухопутному, а коли по-морскому — зюйд-зюйд-вест. Резко взяли вправо, когда с вершины сопки Мазур усмотрел в бинокль самую натуральную зону, какими здешний край был богат, и немаленькую. Два раза пересекали узкие дороги, а однажды обошли стороной свежую вырубку — лес был сведен на паре десятков гектаров. Появился гнус, но теперь было гораздо легче, помогали импортные антикомариные флакончики, прихваченные у паромщика.
В шестом часу вечера вышли к дороге — раскатанной и довольно широкой, где машины могли двигаться в четыре ряда. Дорога такая, как подсказывал опыт Мазура, просто обязана была вести к немаленькому населенному пункту. А Пижман был единственным здесь, отвечавший этим условиям…
Около часа он по всем правилам наблюдал в бинокль, забравшись на склон сопки. За это время на юг (куда они и стремились) прошло девять могучих лесовозов, КРАЗы, а также две виденных им давеча на пароме милицейских машины, автолавка ГАЗ-53 и красный жигуль. С юга — восемь пустых лесовозов, автозак, два «Урала» с безоружными солдатами (погоны черные, вероятно, саперы) и два «шестьдесят шестых» ГАЗа с эмблемой Министерства по чрезвычайным ситуациям.
Все (но главным образом количество лесовозов) наталкивало на мысль, что дорога эта либо сама ведет в Пижман, либо где-то вливается в другую, которая опять-таки упирается в желанный Пижман. На эту версию работал и внешний вид бревен, какими были гружены лесовозы: обработаны так, что могут быть только первосортным, предназначенным для валютного экспорта товаром. По воде никто его не станет таскать — чересчур много барж и буксиров потребуется, машинами не в пример дешевле. А погрузить на поезд можно только в Пижмане…
Кратенько изложив все это Ольге, Мазур сказал:
— Голосовать придется…
— А риск есть?
— И еще какой, — утешил он. — Но тащиться километров восемьдесят пешком — еще рисковее, знаешь ли. Потому что, вещует мне сердце, власти уже побывали у паромщика. И надо, пока они не раскачались толком, делать марш-бросок — под свечой всегда темнее…
— Я разве против? — пожала она плечами. — Приказывайте, адмирал…
Стоя на обочине, он чувствовал себя словно бы голым на Невском проспекте. Впервые за все время странствий они столь открыто являли себя миру, и Мазур старался не думать, что произойдет, если их попытается сцапать