3 мая Бейнтон предложил допросить придворных дам и фрейлин из ближнего окружения Анны. Как выразился он сам, он «много размышлял» над [поведением] Марджери Хорсман: она «странно вела себя по отношению ко мне в последнее время, учитывая то, что я был ей другом»43
. Бейнтон не догадывался о том, что последние полгода Хорсман добивалась расположения Кромвеля. Когда потребовалось замолвить слово за одного из ее кузенов, который пытался получить в аренду земли прихода Диэрем в Норфолке, она знала, что обратиться следует к Кромвелю, а не к Анне44.Кромвель позже утверждал: «…столь отвратительны были прегрешения королевы, выражавшиеся в распутном образе жизни и других обидах, чинимых Его Величеству, которые стали обычным явлением, что многие дамы ее личных покоев и камеристки не могли более скрывать свое отношение к этому»45
. Говорят, что первой, кто вызвал подозрения из-за своего неподобающего поведения, была Элизабет Браун, герцогиня Вустер, сестра сэра Энтони, которая в то время находилась на пятом месяце беременности. Когда ее брат упрекнул ее в том, что она излишне кокетлива с противоположным полом в покоях королевы, она, не подумав, сболтнула, что и королева бывает замечена в подобных проступках. Де Карль обращает внимание на то, что Браун выступила в роли обвинительницы Анны. В его поэтической версии этой истории наиболее обличительные показания дает некая дама, которая приходится «сестрой одному добропорядочному советнику». Рассказ де Карля совпадает с версией обвинения, изложенной в Лансдаунской рукописи, хранящейся в Британской библиотеке. В этом откровенно искаженном повествовании на французском языке изобличительницей является сестра некоего «Антуана Бруна», которого ошибочно называют врачом Генриха46.Когда казни закончились, Хьюси, заново восстанавливая ход событий, написал леди Лайл: «Первыми обвинителями [были] леди Вустер и Нэн Кобем, а также еще одна горничная. Но первое слово принадлежало леди Вустер, видит Бог». В постскриптуме к письму, датированному 25 мая, он вновь возвращается к этой теме: «А что до обвинителей королевы, то главной фигурой считается миледи Вустер». Неизвестно, как в эту драму оказалась втянута Нэн Кобем, но скорее всего, она сломалась под давлением Кромвеля47
.Обвинения сыпались градом. Двор был парализован страхом, который постепенно охватывал всю страну. Многим вспомнились события 1521 года, когда герцога Бекингема обвинили в государственной измене. Как и тогда, сейчас все были поражены стремительностью и беспощадностью, с которыми Генрих наносил удары. Едва письмо Роланда Балкли брату было доставлено в Шрусбери, как гонца схватили и бросили в городскую тюрьму. Члены Совета Уэльса, которым местные власти направили дело, были крайне встревожены новостью об аресте Анны и поначалу отказывались верить и боялись обсуждать случившееся из страха, что все это окажется ложью. В спешке (и в полном неведении) они написали Кромвелю: «Ввиду того что эта новость передана Совету, все члены которого и каждый в отдельности истинные и преданные вассалы этого королевства, мы печалимся и скорбим… Избави нас Боже от того, что такое может случиться»48
.Репрессии могли коснуться любого, даже незначительного человека, имевшего хоть какое-то отношение к двору Анны. После ареста Уайетта и Пейджа поступило распоряжение в отношении портного из личных покоев Анны, Гарри Уэбба, которого было приказано «схватить в западных графствах и взять под стражу по тому же делу». Уэбб впервые появился при дворе в 1514 году, когда сестра Генриха, Мария, была выдана замуж за Людовика XII. В период с 1530 по 1531 год он выполнял разные поручения для Генриха и Анны, которые Генрих полностью оплачивал от лица Анны. К сентябрю 1535 года он уже занимал постоянную должность при дворе королевы и платил налоги. После ее смерти он продолжил службу у Джейн Сеймур49
.Впрочем, жизнь при дворе Генриха никогда не была спокойной. Еще около 1534 года Хьюси предупреждал виконта Лайла о том, что «следует проявлять осторожность в том, что пишется в письмах»50
. Придворные, занимавшие высшие должности в свите Анны,– Джеймс Болейн, Эдвард Бейнтон, Уильям Коффин и Джордж Тейлор – спасли себя тем, что вовремя перешли на сторону Кромвеля, а некоторые из ее придворных дам, в частности Джейн Паркер, Марджери Хорсман, Бесс Холланд и Нэн Кобем, перешли на службу к Джейн Сеймур51. В тот самый день, когда состоялась казнь Анны, Хьюси сообщил в письме леди Лайл: «Джордж Тейлор весел». Все объяснялось тем, что Кромвель уже пожаловал ему почетную должность «главного сборщика податей с владений покойной королевы». Сам Тейлор высказался так: «Я верю, что Его Величество король будет мне добрым и милосердным господином, и посему я вверяю себя его милости»52.