Охота на сопках Маньчжурии

Сам интендант, которого звали Ростислав Евлампьевич, вскоре вышедший в прихожую и поблагодаривший нас за коньяк и прочее, оказался толстым усатым дядькой вполне добродушного вида. Слева на груди сюртука интенданта поблёскивали два ордена – тёмно-красный крестик Святой Анны 3-й степени (он же, как тогда говорили, «клюква») на красно-жёлтой колодке и маленький красно-золотистый крест Святого Станислава той же 3-й степени с красно-белой ленточкой. Оба ордена, разумеется, без мечей и прочих военных отличий «за храбрость» – обычные цацки низших степеней, которые до октября 1917 года получили сотни тысяч как офицеров, так и гражданских чиновников. Как прикалывались примерно в те же времена: «И на груди его могучей одна медаль висела кучей, и та за выслугу лишь лет…»

Плечи же интендантского мундира украшали фантастические чиновничьи золотые погоны с двумя просветами и двумя звёздами, расположенными продольно посередине просвета. По краю погон шла ещё и какая-то шифровка с буквой и цветной полоской.

У меня сразу же сложилось такое впечатление, что в данный момент господин интендант активно подыскивал дочкам женихов. На это указывало то, что только двое гостей, а именно – поручики Арчаков и Чистов, были с жёнами. Жёны их, представленные нам как Элла Поликарповна и Мария Афанасьевна, выглядели чуть менее простонародно, чем Арина и Екатерина, но всё-таки впечатления особенно утончённых и светских персон на производили. Дамочки дальнегарнизонного полусвета, что с них взять…

Ну а из потенциальных кандидатов в мужья на именинах присутствовали некий рослый капитан Брдыч-Муранский, представившийся мне начальником артиллерийского снабжения местного «Восточного фронта» (похоже, в Порт-Артуре страсть как любили красивые названия), флотские мичманы Гредин и Раковский, уже знакомый мне подпоручик Майский, а также подпоручик Пауксон и прапорщик Греков. Судя по всему, большинство собравшихся за интендантским табльдотом офицеров так или иначе имело отношение к тылу и снабжению осаждённой крепости. Памятуя о том, что позже писали в российских газетах о «милых проделках» здешних армейских и флотских интендантов, я предположил, что, возможно, неожиданно для самого себя попал на гулянку некой локальной ОПГ.

Разглядывая относительно молодую, но прилично испитую физиономию Брдыча-Муранского, я прикинул, что, даже если наш дорогой барончик (кстати, а почему его не было за этим столом?) и не доложит своему патрону Стесселю о вдруг нагрянувшем в осаждённую крепость заграничном журналисте, завтра про меня всё равно будут знать очень многие (включая даже тех, кому это не совсем положено), и неизвестно, чем это обернётся. Все свежие гарнизонные сплетни точно должны стекаться ко всё той же супруге генерала Стесселя, Вере Алексеевне, а Полина Викентьевна, Арина и Екатерина Ростиславовны и прочие, Элла Поликарповна и Мария Афанасьевна помалкивать о сегодняшнем вечере точно не будут: сарафанное радио – это штука страшная. Хотя в сложившейся ситуации, когда я, как всегда, импровизирую по ходу пьесы, всё равно не оставалось ничего другого, кроме как медленно плыть по течению…

Что же касается кулинарной части именин, то стол был хоть и без особых разносолов (позволю заметить, что многое из того, что привычно и каждодневно для нас, тогда не кушали от слова «совсем»), но и без признаков кризиса: и курятина со свининой, и рыба на нём присутствовали. Я помнил, что перебои с харчами в Порт-Артуре начнутся через месяц с небольшим, где-то 29 сентября 1904 года, тогда же здесь введут и нормы на отпуск продовольствия. А основным мясом в осаждённом гарнизоне к концу осады была конина (кавалерии в Порт-Артуре не было, лошади только вьючные и обозные), тем более что практически всю годную на убой скотину (прежде всего свиней) хитрые китаёзы ещё в начале войны продали для маньчжурской армии Куропаткина, поскольку там платили заметно больше. Ну а цены на харчи у порт-артурских спекулянтов вроде уже упомянутой мной жены Стесселя, особенно ближе к концу осады, были более чем кусачие: за корову просили 500 рублей, за индейку 50 рублей, а за курицу – 25. Зря, что ли, мадам генеральша сразу после окончания войны прикупила особнячок в Санкт-Петербурге?

Водка и вино на столе были местного разлива и в изрядном количестве, однако шампанское и коньячок лишними на этом фоне вовсе не оказались. Тем более что сам я выпивал больше для виду.

Разумеется, с самого начала все за столом таращились на меня, словно на главное блюдо вечера. Возможно оттого, что ножом и вилкой я действовал не слишком умело, – в следующем, фастфудном, веке подобного опыта хрен наберёшься. В этой связи моя легенда пришельца из дебрей дикой и жаркой Южной Африки оправдывала в том числе и это чисто бытовое бескультурье.