Охота на сопках Маньчжурии

Эти краткие инструкции я успел дать крайне вовремя, поскольку тут же услышал характерный «тыгдым-тыгдым» конских копыт по мягкой земле, и к нам подъехал второй верховой, до этого державшийся далеко в стороне. Молодой, как мне показалось, но усатый, по местной моде, офицер в тёмном сюртуке с украшенными одним просветом и двумя звёздочками погонами поручика и фуражке в тон мундиру, с кокардой и, как мне показалось при свете луны, красным околышем. На его бедре болталась на ременной перевязи затейливая шашка в богато украшенных ножнах, как мне показалось, какого-то левого образца. Армейские или жандармские «селёдки» в царской России были вообще без изысков, так сказать, продукт массового производства вроде штык-ножей к АКМ на поясном ремне дневального у тумбочки, а тут было явно что-то кавказско-басурманское, как говорится, ручной работы. Если сей офицерик был из какой-нибудь военной династии – вполне возможно, какой-нибудь трофей со времён Русско-турецкой войны. Ну или он шашку просто для понта носит, как Ручечник – трость с набалдашником…

– Кто вы такие и что здесь делаете? – строго вопросил шашконосец, сдерживая поводьями своего энергично топтавшегося на месте коня, среагировав на которого слегка занервничали запряжённые в бричку кобылки, и Митрич, закинув винтовку за спину, начал их успокаивать.

Офицеры представились.

– Поручик Проломов, – козырнуло в ответ мгновенно утратившее инкогнито «ваше благородие» и уточнило: – Услышали стрельбу и по тревоге выступили сюда. Что здесь, собственно, произошло?

Брыч-Муранский начал путано объяснять. Дескать, ехали мы, ехали, смотрим, а тут они. Они тут, а мы здесь. Услышали разговор – поняли, что это не наши. Ну мы тогда по ним, а они по нам. Так и шло, пока вы не появились. – Короче, у него получилось что-то в духе: мы бы и Токио взяли, но здоровье не позволяет, да и соляра кончилась.

Проломов с сомнением слышал этот рассказ не совсем трезвого капитана, перемежаемый длиннотными «э-э-э», «м-э-э» и прочими «значить» и «стало быть». Чётко формулировать свои мысли Брдыч-Муранский, судя по всему, не очень умел, даже если бы был трезв, как лампадное стекло, и за считаные минуты до этого не пережил нехилый стресс. Оставалась лишь одна сомнительная радость: в отношении меня поручик проявил ровно ноль внимания и фунт презрения, благо я стоял позади господ офицеров и не отсвечивал.

Я видел, как солдаты достаточно далеко прошли цепью по гаоляну. И не было ни стрельбы, ни шума, только остановки и удивлённые возгласы типа «едрит твою мать».

Потом к нам подъехал второй всадник. Судя по одной широкой лычке на его снабжённых цифровой шифровкой тёмных погонах, он был фельдфебелем.

– Дозвольте доложить, вашбродь, – обратился он к поручику, небрежно приложив ладонь к серповидному козырьку своей фуражки. – Там везде токмо одни покойники!

Поручик был заметно удивлён и принял решение осмотреть поле боя. Солдаты разожгли костерок, потом соорудили факелы. По-моему, они их принесли с собой, поскольку найти на этой пустоши подходящие палки и паклю они вряд ли могли физически.

Всё это заняло какое-то время, после чего начался непосредственный «осмотр места происшествия».

Мы присоединились, стараясь держаться в стороне.

Тем более что углубляться в гаолян не пришлось, поскольку убитых и трофеи начали сносить к дороге и складывать рядком у костра.

Всего покойников набралось целых двадцать девять. Одиннадцать – ну явно какие-то иноземные агенты или диверсанты, типичные «люди в чёрном» с азиатскими рожами, облачённые в китайские тёмные пижамы (у некоторых на воротниках и рукавах присутствовали какие-то вышитые узоры с затейливыми цветами и драконами) и соломенные шляпы, вооружённые револьверами и ножами. Остальные – типичные японские пехотинцы в тёмно-синих мундирах и штанах с узкими жёлтыми лампасами, при красных погонах, белых гамашах (или правильно – гетрах?) на латунных пуговицах, цилиндрических синих фуражках с жёлтыми околышами и характерными жёлтыми кокардами в виде пятиконечных звёзд. Плечевые ремни для снаряги, коробки патронных обойм на поясах, ранцы, у некоторых на плечах и фуражках ещё сохранилась маскировка из завядшей травы и листьев гаоляна. Вооружены все они были излишне длинными для их роста винтовками «Арисака» с кинжаловидными штыками.

Отдельно вынесли пулемёт «Гочкисс», из которого они толком не успели пострелять, и две коробки с патронами.

Последним у дороги появилось тело моего невезучего собеседника – суховатого мужичка с открытым ртом в костюме-тройке, при галстуке и даже котелке, который почему-то не слетел у него с головы даже при волочении трупа солдатушками. Куда именно его убило – я так и не понял, во всяком случае в свете факелов я не сумел рассмотреть ран или крови на его груди и лице. Похоже, если и вмазали, то куда-то в спину…