Охота на «Троянского коня»

«Милай друг, есчё скажу, вот меня все убить хотят. Как на улицу выхожу, так смотрю во все стороны, не видать ли где крови. Беда. Да. Хотят убить. Не понимают, дураки, я Рассею люблю, хоть против Папы и Мамы грешен во многом, но неволею, клянусь крестом. Одного не понимают, меня убьют, и Рассеи конец. Вместе нас с ней похоронят. Беда, темно, просвету нету. Вздохнуть не могу. Боль в груди. Убить хотят. Воронье. Тяжко Божие наказанье. Сердце ноет. Спать не могу. Сожгут они меня. Чую сожгут. Они не знают: Распутина убьют, Рассеи конец. Не попусти безумным торжествовать. Они не меня будут жечь, они Рассею будут жечь. Огонь по всей Рассеи пройдёт. Мне плохо. Всем плохо будет, горько будет. Вспомни. Вспомни потом. Я дым от пожарищ нутром чую, гарью пахнет. Куда не пойду, всюду гарь. Убьют меня. Вся тонет в крови, велика погибель, бес конца печаль…»

– Телеграммы телеграммами, – глухо промолвил Бьюкенен, ознакомившись с добытыми военным агентом бумагами, – только мне до сих пор с трудом верится в то, что этот сибирский мужик взял такую власть над императором, что может подчинять его своей воле. Да и Палеолог на мой вопрос: «Имеет ли Распутин такую же власть над императором, как над императрицей?» – не задумываясь ответил, что разница ощутима, особенно тогда, когда «старец» вмешивается в политику. Тогда Николай II облекается в молчание и осторожность, он избегает затруднительных вопросов; он откладывает решительные ответы. И только после большой внутренней борьбы, в которой его прирожденный ум часто одерживает верх, он соглашается или нет. И в самом деле, перед началом войны, по совету таких вот миротворцев, отговаривавших его от первого шага на пути к полному разрыву с Германией, император чуть было не отозвал свой приказ о всеобщей мобилизации. И только после давления генералов и министра Сазонова он принял нужное нам решение. Поэтому необходимо сделать все для того, чтобы это его решение, несмотря ни на что, лишь только крепло. «Война до победного конца!» – вот единственно верный девиз для нашего российского союзника… А для того, чтобы нейтрализовать «миротворца» Распутина, необходимо прежде всего науськать на него либеральную прессу, – добавил Бьюкенен, после небольшого раздумья, – и тогда любая статья о его похождениях, разврате и пьянстве косвенно ударит и по императрице. Кстати, недавно ко мне обращался издатель газеты «Новое время» Суворин, просил оказать финансовую помощь. Я обещал подумать и теперь считаю, что настал момент в полной мере показать российской общественности истинное значение «старца» и его довольно влиятельного «двора». Мы окажем Суворину финансовую помощь и возьмем в свои руки «Новое время», направив деятельность издательства в нужное русло. Главное в этом деле, ничем не брезговать. Германофилы и миротворцы должны получить сокрушительный удар. Я думаю, что российские либералы нас поддержат…

– Непременно, сэр! – с воодушевлением воскликнул Джилрой. – Скажу больше: либералы затевают заговор против царя. – Он победоносным взглядом окинул Бьюкенена, ожидая увидеть на его лице искреннее удивление. Но лицо посла оставалось все таким же спокойным и умиротворенным, только в глазах проявился интерес.

– Мне достоверно известно, что сговор против императора зреет давно, после первых крупных поражений русских, – как о чем-то вполне обычном сказал посол. – У меня есть информация и о том, что в настоящее время к заговору присоединились не только крупные российские бизнесмены, но и военные. Против царицы и ее «друга Распутина» выступают многие члены императорской фамилии, великие князья. Но, насколько я знаю, у заговорщиков нет лидера и четкой программы. Политикам нужно одно, генералам – другое, а великим князья – третье. Именно поэтому нам необходимо объединить и возглавить всех недовольных императором. Кто, по-вашему, может стать лидером?

– Я думаю, Верховный главнокомандующий, сэр.