Останавливало лишь наличие свидетелей – пристава и сморщенного старика с выдающимися бакенбардами. Он служил управляющим. Встретил нас ворчанием. Но узнав кто перед ним и по какому делу, сделался вдруг милым. Видимо, с полицией ссориться не хотел. Провожать тоже не вызвался, но тут причина ясна. Идти на третий этаж, ступени крутые, а от него валил неслабый перегар.
Встав напротив двери с номером тридцать четыре, мы постучали. Я как-то даже не удивилась, когда никто не открыл.
– Думаете, ее нет дома? – с сомнением в голосе уточнила у Ермакова.
Он пожал плечами.
– Даже ежели так, проверить, все одно, обязан.
И заново канитель. Спуск, требование выдать ключи, нытье старика, мол не положено. К тому моменту, как мы с Гордеем вернулись обратно, оба были выжаты как лимоны. Одно радовало, оба призрачных мужчины предпочли рассеяться, оставив нас наедине.
– Наталья Васильевна? – громко позвал молодую барышню пристав, первым заходя в небольшой коридорчик. Тяжелый шаг юфтевых сапог заставляли половицы скрипеть. – Госпожа Олейникова?
Несмотря на размеры, комната выглядела уютной. Кругом чистота. Обставлена со вкусом. Сразу видно, хорошая хозяйка живет.
Вернее, жила. Судя по безжизненно-бледному лицу молодой женщины, что, подложив под голову ладонь, полулежала на узкой зеленой кушетке.
Гордей тяжело вздохнул, крепко выругался про себя.
– Как чуял недоброе. Так убивалась по жениху. Видать, руки на себя наложила.
– Думаете? – прошептала я, внимательно изучая тело.
У женщины в ярко-красном шелковом халате не имелось ни единого пореза или синяка. Шея в полном порядке. Лицо умиротворенное. То ли спит, то ли задумалась. Только губы слегка посиневшие. Сердце или яд?
Я огляделась. В комнате полный порядок. Призрака не видно. Все улики указывают на то, что обошлось без вмешательства третьих лиц.
– Сами судите, Софья Алексеевна. Следов на теле никаких. Наш душегуб руками разбираться привык, а тут… Несчастная любовь. Сердце не выдержало, али сама себе помогла, нам лишь гадать остается. Но ничего, Поль Маратович быстро прояснит картину.
Холодный ветер бил в окно, закрытое с внутренней стороны. Пока пристав, отправивший полицейский экипаж в Мещанский участок за подмогой, осматривал комнату, я специально открыла щеколду и выглянула наружу, чтобы убедиться, никто с улицы залезть сюда не мог. Слишком высоко. Не имелось ни тебе балкона, ни выступов, ни лестниц. Если Наталью и убили, то входили через дверь.
Если убили…
А если нет, никто никуда не входил и ее смерть не связанна с нашей цепочкой, а просто… случайное совпадение?
Чтобы точно определиться с ответом, мне требовалось услышать показания жильцов дома, до кого мы смогли достучаться, и управляющего со сторожем. Благо все они послушно дожидались нас с Ермаковым в холле.
Молодой мужчина с модной волнистой шевелюрой, живущий напротив госпожи Олейников, сидел на диване и нервно тряс ногой. Рядом с ним расположилась супружеская чета среднего возраста, тоже соседи. Женщину в простом, сером платье крепко держал за руку ее муж, лысый, пузатый господин. Уже знакомый старик управляющий, изредка хватаясь за голову, ходил из угла в угол. Сторож, или как он сам нам представился – швейцар, тоже мужчина в летах, лохматый, с седыми усами, в помятой одежде, не отставал от него ни на шаг.
Стоило нам с Гордеем закончить дела и спуститься, как пять пар глаз уставились в упор, затаив дыхание. Первым отмер молодой господин.
– Ума не приложу, что за причина требует моего присутствия? Я знать не знал эту барышню. Ежели с ней что приключилось, я решительно не при чем.
– С кем имею честь? – зыркнул на него своим недобрым прищуром Гордей.
– Конников моя фамилия, – раздраженно буркнул парень. – Илья Еремеевич.
– Господин Конников, – вмешалась я, становясь между мужчинами. – Нас с приставом интересует, отлучались ли вы со вчерашнего дня и до текущего времени? Может, пересекались вчера или сегодня утром с госпожой Олейниковой в коридоре? Или видели кто к ней заходил?
– А вы кто такая будете, барышня, чтобы я вам отвечал?
– Извольте вежливо обращаться к моей помощнице, – прорычал Ермаков и, решительным движением руки, задвинул меня за свою широкую спину. – Или же разговор продолжится в участке.
Угроза возымела действие. Парень заметно присмирел. Дама охнула и прижалась в выпучившему глаза мужу. Управляющий со швейцаром дружно перекрестились.
– У себя я был. Никуда не отлучался, никого не видел. Хвораю третий день как. Доктор постельный режим прописал.
– А вы, господа? – повернулась я к супругам. – Прошу простить, не знаю вашего имени.
Дама поспешно облизала пересохшие губы.
– Аглая Александровна Милова я. А это супруг мой – Силантий Львович. Вчерась допоздна у сестрицы моей засиделись. В полночь возвернулись и легли спать. Наташеньку жалко до слез, – она тяжело вздохнула и промокнула платочком уголки глаз. – Ежели видели бы, неужто б умолчали?
– Господин пристав, к чему этот допрос? – не выдержал управляющий. – Здесь вам не трактир убогий, а приличный дом. Все жильцы наши – люди благородные, требующие должного обхождения.