Охота на волков

Квартирка была вполне сносная, выбранная по всем агентурным канонам. Второй этаж, позволяющий смыться обычным прыжком, пара довольно емких тайников, способных вместить средних размеров гранатомет, окна, выходящие на две разных стороны, с завидным обзором. Прописана жилплощадь оказалась на братьев Крутилиных. То бишь, о фамилии Баринов следовало забыть. Имя ему оставили прежнее, превратив в Геннадия Крутилина. Не слишком привычно, но и не страшно. Вечерами, в перерывах между газетами и телевизором, Геннадий доставал из стола новенькие паспорта, раскрывая на первой странице, внимательно всматривался в фотографии. Крутилин Валентин и Крутилин Геннадий… Теперь во всяком случае становилось ясно, почему из звена исключили Хазратика. Чем-то они с Валентином действительно были похожи. Хазрат не годился ни в дяди, ни в братья, ни в племянники. Расставаясь с Бариновым, Клим Лаврентьевич медовым голоском посулил «братьям» уйму работы. Сейчас Баринов был бы ей, пожалуй, рад. Люди, пережившие горе, спешат на работу, чтобы забыться. Нечто похожее творилось сейчас и с ним. На улице по спирали раскручивался загадочный сценарий, становилось холодно — от февральской свежести, от неуютных мыслей. Покончив с пивом, Баринов швырнул банку вниз, поеживаясь, затворил окно.

* * *

Слишком долго он ждал этого момента, чтобы держать себя в руках, чтобы говорить без дрожи в голосе. Набрав памятный номер, Валентин замороженным голосом попросил Викторию. Ответили ему добродушно, чуть ли не со смехом. Уже несколько месяцев как Виктория вышла замуж и переехала в Новосибирск. У Валентина хватило сил только на глуповатое «зачем?». На том конце провода в том же мажорном ключе пояснили: «А как же? Вместе с мужем». Он опустил трубку, какое-то время посидел на месте. Замороженно поднявшись, заходил из угла в угол. Ноги не гнулись в коленях, он чуть покачивался на разворотах. Стены, книжные полки — все проскальзывало мимо, ни на миг не задерживаясь в сознании. Внутри разливалась пустота, и мороз жесточайшей силы леденил кровь, снежным панцирем обволакивал сердце. Когда он остановился перед боксерским мешком Зорина, пальцы абсолютно самостоятельно, без всякой на то команды, сжались в кулаки. Валентин ударил самым сильным своим ударом — длинным крюком, наносимым чуть сверху. Таким бьют в перекрест, через руку противника, или когда предоставляется явная возможность нокаутировать. Удар — не из самых быстрых, но с наибольшей эффективностью использующий массу тела. Мешок полетел к стене, и Валентин подъемом ноги заставил его резко изменить траекторию. Ни о чем не думая, он лупцевал и лупцевал по пупырчатой тугой коже. Минуты через две засаднили костяшки, но остановился он совсем по иной причине. За спиной отворилась дверь, и Валентин стремительно развернулся. Увы, это была всего-навсего Аллочка.

А потом получилось так, что она усадила его за стол. Ничего не спрашивая, принесла с кухни чашечки с дымящимся кофе, из пузатой красивой бутыли плеснула ему и себе брэнди. Он не пытался возражать. Лишь на мгновение стало смешно, что совершенно посторонняя барышня ухаживает за ним, точно за маленьким. И ведь сумела что-то ПОЧУВСТВОВАТЬ! Иначе не было бы этих соболезнующих глаз, этих плавных успокаивающих движений.

Кофе он выпил залпом. В груди сразу потеплело. И снова она наполнила его чашку — на этот раз налила один коньяк. Валентин согласно кивнул.

— Когда-то у меня было такое-же, — Аллочка пожала острыми плечиками, округлое лицо ее чуть приблизилось. Она словно говорила о чем-то доверительном. — Скверно было, отравиться хотела. И ничего. Как видишь, сумела пережить.

Легкое недоумение змейкой скользнуло в пучине мыслей и пропало.

— Ты слышала?

Она покраснела, длинные ресницы чуть дрогнули. Возможно, Аллочка ожидала, что ее начнут упрекать, но благостные перемены уже произошли, брэнди подействовало. Протянув руку, Валентин осторожно пожал хрупкую девичью кисть и движением этим выразил то, что невозможно казалось выразить словами.

— Я в порядке. Не беспокойся за меня, просто…

Он замолк, чувствуя, что следующей фразой выдаст себя с головой. Потому что все было совсем не просто, и всю глубину происшедшей катастрофы ему предстоит узнать позднее — может быть, завтра или через неделю, когда случившееся дойдет до сознания, встанет перед ним во весь свой великанский рост. А сейчас он только приблизился к краю пропасти и, заглянув вниз, ощутил первый не самый страшный приступ головокружения.

— Не думал, что будет так, — он покрутил в пальцах опустевшую чашечку. — Больше у меня никого не было, понимаешь?

Аллочка кивнула. Они помолчали.

— Значит, говоришь, у тебя тоже такое было?

И снова длинные ресницы моргнули. Валентин вздохнул.

— В общем-то я в порядке… — он поморщился, вспомнив, что уже произносил эту фразу. — Разумеется, все пройдет. Мало ли что бывает. Ее можно понять. Годков совсем ничего, а женишок пропал — исчез и растворился. Правильно сделала…

— И вовсе нет! — решительно возразила Аллочка. В глазах ее блеснул сердитый огонек.