В голове только одна мысль – сожрать. Всю и целиком. Только сначала заставить кричать от наслаждения всю ночь. Кричать так, чтобы голос сорвала. Тихим рыком в ухо, когда вонзилась ногтями в мои плечи. А мне эта боль лаской отдается. Самой изысканной. Хочу чувствовать, как её срывает вместе со мной. В мою бездну.
Двумя пальцами проникнуть в жаркое лоно, сцепив зубы, когда обхватила их мышцами изнутри.
– Последняя возможность вернуться, малыш. Потом, – толчок пальцами, перекатывая между пальцами другой руки напряженный острый сосок, – потом не отпущу.
Я лгал. Хрена с два я ее отпущу теперь! Но хотел услышать её ответ. Мне мало ощущать его влагой на пальцах, мало видеть в сиреневом хрустале, подёрнутом кружевом страсти. Должен услышать этот ответ её голосом… и разорвать на части. В самом порочном смысле этого слова.
Выскользнуть из неё, чтобы, отыскав набухший узелок, погладить его, шипя в открытые опухшие губы, зверея от тихих стонов и закатывающихся в удовольствии глаз.
– Тебя убью. Сам сдохну. Но не отпущу.
***
Это не просто лихорадка по нему. Это какое-то первобытное чувство, что, если не буду глотать его дыхание широко открытым ртом, я умру. Мне его не хватает в легких. Глоток за глотком ошалевшими мокрыми губами, сплетая язык с его языком, цепляясь ему в волосы и прижимаясь губами к губам до боли, до крови и синяков не со стонами, а со всхлипами и голодным рыданием. И меня ведет от его дыхания. Моя личная доза с шипением проникает в вены, и от запредельного кайфа кружится голова. Я не целую. Нет. Это мало похоже на поцелуи. Это пожирание друг друга с диким рычанием двух обезумевших от голода и жажды. Когда первые куски пищи приводят в жесточайшее возбуждение на грани с агонией. Я не знаю, чья кровь у меня на языке – моя или его, и мне плевать, потому что это самое вкусное из всего, что я пробовала в жизни. Я обезумела от отчаянного желания почувствовать его в себе, сейчас. Мне хватало даже языка, толкающегося все глубже и глубже, чтобы начать чувствовать себя живой. Он стонет мне в рот так же, как и я ему, сдирает с меня одежду дрожащими мокрыми руками и отходит назад…а я, тяжело дыша и облизывая окровавленные губы, смотрю ему в глаза и понимаю, что еще секунда, и сойду с ума от этой разлуки в сантиметры, мне кажется, он мой воздух себе забрал… И глаза его бешеные… от одного взгляда голод набирает такие обороты, что меня начинает трясти. Мне кричать хочется, что я задыхаюсь, и он это знает, набрасывается снова.
Задирает юбку, и я извиваюсь, помогая поднять быстрее, впиваясь ногтями ему в плечи, срывая пуговицы с рубашки, притягивая к себе за воротник, и снова пальцами в волосы, чтоб не оторвался. Чтоб не убивал отсутствием кислорода. Дышать хочу его рычанием, глотать, как смертельный наркотик, жадными глотками, так, чтобы горло болело.
– Соскучился.
Острым лезвием по оголенным нервам, лаской по всему телу, так, что начинает шатать от страсти и швыряет прямо в космос. Высоко, так высоко, что от набранной скорости свистит в ушах и тело вибрирует от приближения взрыва. Да. Только от звука его срывающегося голоса, от этой хрипотцы. Запрокинула голову, закатывая глаза и чувствуя, как оно все ближе и ближе, как сейчас взорвется это проклятое напряжение. Проводит пальцами между ног, а я головой из стороны в сторону, широко открыв рот… я уже в точке невозврата. Но он не чувствует. Не сейчас. Не в тот момент, когда сам трясется крупной дрожью в голодной лихорадке.
Рывком в меня пальцами, и я воздух судорожно хватаю…раскачиваясь на том самом лезвии. Еще секунда, и я сорвусь.
Я даже слов отличить не могу…только голос. Голос, который ведет все ниже и ниже, туда, где пальцы жадно ласкают пульсирующую плоть, и я смотрю ему в глаза остекленевшим взглядом, замерев всем телом, чтобы сорваться в оргазм с последними словами, сорваться прямо в пекло его глаз. Сильно, с гортанным воплем, запрокинув голову, ударяясь о стекло, изогнувшись всем телом, впиваясь снова в его волосы, и на выдохе:
– Убивай…
Сжимая в оргазме колени, содрогаясь всем телом, ища его рот, чтобы со стоном выдохнуть еще раз:
– Убивааай.
***
Когда взорвалась, мне показалось, сам вместе с ней на атомы сумасшествия разлетелся. И теперь кружил под каплями дождя, оголтело отбивающего сатанинские ритмы где-то вне границ нашего мира. За пределами нашей общей лихорадки. Там, где не колотит от жажды вгрызться в её искусанные губы и до одури пить рваное дыхание.
– Убью, – языком по её губам, – обещаю. Убью.
Развернуть её к себе спиной, рванув вниз бюстгальтер и жадно сминая ладонями грудь с вызывающе торчащими соскам, ведя носом по её щеке,