Знаешь, малыш, когда я впервые взял в руки этот дневник, я был ошеломлён собственной готовностью настолько раскрыться перед тобой. Я читал буквы, выведенные своей же рукой, и непонимающе усмехался над тем Ником, который строчку за строчкой сдирал с себя кожу и мясо, обнажаясь до костей. Что я чувствовал к нему? Скорее презрение, чем любопытство. Выверял каждую букву, выводя их карандашом на салфетках, чтобы сравнить, чтобы доказать себе, что ты солгала – подсунула мне чужую тетрадь.
Но нет. Один в один написано моей рукой, моими словами. Только там они приобретали совершенно иной, непонятный мне нынешнему смысл. Идиот! Каким же идиотом я был, считая, что читаю записи трупа, которому больше не воскреснуть! Как же откровенно просчитался, когда жадно исследовал каждую страницу этой тетради, думая, что никогда больше не встречу того, кто её написал. Я ведь тогда совершенно не знал тебя. ОН называл тебя своим наркотиком. Но ты яд. Ты яд, который убивал меня в НЁМ тогда и воскрешает ЕГО во мне сейчас. Ты яд, который я отказывался вдыхать долгое время, отворачиваясь, задерживая дыхание, не желая стать настолько зависимым…и тогда ты стала проникать не через легкие, а через поры кожи. И можно было сколько угодно убеждать себя, что это просто соперничество…Дьявол, малыш, ты понимаешь, каково это – соперничать с самим собой? Каково понимать, что женщина, которой ты становишься одержим, предпочитает другого мужчину…и этого ублюдка тебе не убить, не убрать с дороги, потому что он – это ты сам. Лучшая версия тебя. Ты так считаешь, даже если отрицаешь это вслух. Мне кажется, я бы отдал всё, чтобы узнать, как ты смотрела на НЕГО. Я уверен, без того разочарования, которое сквозит в твоих глазах, когда ты смотришь на меня. И неважно, что за секунду до его появления там была дикая страсть или нежность, мимолётная злость или доверчивое веселье, любовь или же ненависть…Через секунду любые твои эмоции сменяются разочарованием. Потому что ты вдруг вспоминаешь, что перед тобой не тот Ник! Проклятье, как же я ненавижу тебя в эти моменты, если бы ты знала! Как же хочу свернуть твою шею, чтобы только не видеть этого грёбаного разочарования в сиреневом хрустале взгляда.
Разве есть большее безумие, чем ревновать женщину к самому себе? Большее безумие, чем пытаться заставить её забыть себя же? Выбить все мысли о себе из её головы? О себе другом. О том себе, которому ты не просто удивляешься, а уже ненавидишь. Навряд ли.