Охота за слоновой костью

Час спустя, переодевшись во все чистое, они бродили в прохладных кенийских сумерках по газонам, останавливаясь полюбоваться дикими птицами в вольерах посреди лужаек и восхищаясь то ярким оперением бананоедов, то золотыми грудками скворцов за сеткой.

Другие гости уже направлялись в сторону ресторана.

Дэниэл не обращал внимания на небольшую фигуру по соседству, пока та не повернулась и поздоровалась с ним, назвав по имени.

– Прошу простить мою назойливость. Вы ведь Дэниэл Армстронг, верно?

Дэниэл вздрогнул, узнав ее.

– Доктор Кинер! В последний раз я видел вас на ежегодном собрании акционеров БОСС.

– А, вы там были? – Она рассмеялась. – Я вас не заметила.

– Да, в то время у вас на уме было другое, – улыбнулся в ответ Дэниэл. – А что случилось с вашим мегафоном? Сумели починить?

– Японский хлам, – сказала Келли Кинер. – Несколько добрых ударов по голове, и он разлетелся на куски.

У нее определенно есть чувство юмора: он понял это по ее книгам, но глаза у нее еще красивее, чем на снимке, помещенном на суперобложке. Она сразу ему понравилась. Должно быть, это было обоюдно, потому что Бонни положила руку ему на руку, и он почувствовал укол вины.

– Позвольте представить моего ассистента Бонни Мейхон.

– На самом деле я не ассистент, а оператор, – ядовито поправила Бонни.

– Да, – согласилась Келли. – Я вас знаю. Вы снимали «Арктическую мечту». Очень хорошая работа.

У нее был обезоруживающе прямой взгляд, и ее похвала чуть смутила Бонни.

– Спасибо. Но должна предупредить, что я вашу книгу не читала, доктор Кинер.

– Это помещает вас в несколько сотен миллионов большинства, мисс Мейхон. – Келли почувствовала недоброжелательность другой женщины, но не обиделась, а снова повернулась к Дэниэлу. – Кажется, я видела одну из ваших программ. В сущности, это вы виноваты в том, что я оказалась в Африке. Закончив университет, я собиралась на Борнео, работать с племенем пенан. Но увидела одну из ваших ранних программ об озерах в Рифтовой долине и передумала. Ничего не оставалось, кроме как отправиться в Африку. – Келли замолчала и негромко рассмеялась. – Я понимаю. Это прозвучит банально, но я ваша поклонница. По правде говоря, я болтаюсь тут в надежде наткнуться на вас, с тех пор как узнала, что вы в Найроби. Очень хотела поговорить с вами. Вы ведь не останетесь здесь, в «Норфолке»?

С каждой минутой она все больше нравилась Дэниэлу. Трудно не любить того, кто открыто тобой восхищается.

– Боже, конечно, нет.

Келли снова засмеялась – удивительно жизнерадостно. У нее прекрасные зубы, даже коренные без пломб.

– Это вы успешный телевизионный продюсер. А я всего лишь бедный полевой исследователь без спонсоров. После того как Таффари выслал меня из Убомо, Смитсонианский институт лишил меня гранта.

– Позвольте в таком случае угостить вас стейком, – предложил Дэниэл.

– Стейк! При одной мысли об этом у меня текут слюнки! С самого возвращения я питаюсь земляными орехами и сушеной рыбой.

– Да, почему бы вам не присоединиться к нам, доктор Кинер? – ядовито-медовым голосом спросила Бонни, сделав ударение на множественном числе.

– Вы очень любезны, мисс Мейхон.

Келли холодно взглянула на нее, и заряд враждебности, как искра, проскочил между ними. Но Дэниэл ничего не хаметил: он с радостью улыбнулся.

– Пойдемте поедим, – сказал он и повел дам к шатру на лужайку, где подавали мясо и рыбу.

– Собираетесь снимать в Кении? – спросила Келли. – Что вы делаете в Найроби, доктор Армстронг?

– Дэнни, – предложил он ей отбросить формальный тон. – Кстати, мы едем в Убомо.

– В Убомо! – Келли замерла и посмотрела на него. – Это замечательно. Самый подходящий для вас объект, мини-модель раскрывающейся Африки. Вы один из немногих людей, кто в состоянии показать его верно.

– Ваше доверие льстит, но и пугает, – улыбнулся Дэниэл.

На мгновение он совершенно забыл о Бонни, но она тут же напомнила о себе, сжав его руку.

– Я заплачу за обед, рассказав вам все, что знаю об этой стране, – предложила Келли.

– Договорились, – сказал Дэниэл, и они погрузились в атмосферу зала ресторана – мягкий свет, цветы и негромкое фортепиано.

Пока женщины изучали меню, Дэниэл незаметно сравнивал их.

Прежде всего бросалась в глаза разница в размерах. В Бонни почти шесть футов роста. Келли на шесть дюймов ниже. Но они отличались и во многом другом, от цвета волос и глаз до оттенка кожи.

Однако Дэниэл смутно чувствовал, что различие между ними серьезнее внешнего сходства.

Бонни смела, пряма, относится к жизни почти по-мужски. С самых первых дней их отношений Дэниэл ощутил в ней глубины, которые предпочел бы оставить неисследованными. С другой стороны, повадки Келли Кинер казались чисто женскими, хотя из ее книг он знал, что она решительна и бесстрашна. Нужна особая храбрость, чтобы жить в великом лесу одной в окружении только бамбути.

Опять-таки по ее книгам он знал, что она умна и мягка, что в жизни ее больше интересует духовное, а не материальное, но в конференц-зале БОСС он увидел отчетливое проявление ее напористости и воинственности.

Обе женщины привлекательны, но совершенно по-разному. Бонни развязна, она бросается в глаза уже за пятьдесят шагов. Настоящая валькирия. У Келли краски гораздо нежнее, Келли мягче, она более скрытная и меняется в зависимости от того, с какой стороны на нее смотреть. Когда она спокойна, у нее совсем простое лицо, строгие и чистые черты, но когда она улыбается, ее лицо смягчается.

Еще на снимке с суперобложки Дэниэл заметил, что лучшее в ней – глаза. Большие, темные, выразительные. Они могут светиться веселым озорным блеском, а могут гореть страстной искренностью и умом. Кое-что на фотографии заметно не было, улыбнулся про себя Дэниэл. Ее грудь – миниатюрное произведение искусства.

Келли подняла голову от меню и заметила, куда он смотрит. С недовольной гримасой, словно она думала о нем лучше, Келли передвинула меню, закрываясь.

– Когда вы летите в Убомо?

– Завтра утром, – опередила Дэниэла Бонни, но Келли не обратила внимания на это вмешательство и адресовала вопрос непосредственно Дэниэлу:

– Были в стране после переворота?

– Нет, последний раз я был здесь четыре года назад.

– Когда президентом был Виктор Омеру, – подчеркнула Келли.

– Да, я встречался с Омеру. Он мне понравился. А что с ним случилось? Я слышал, сердечный приступ.

Келли уклончиво улыбнулась и сменила тему: подошел официант.

– Могу я заказать стейк, или вы просто жестоко пошутили?

– Закажите бифштекс, – великодушно предложил Дэниэл.

Когда перед ними поставили еду, Дэниэл вернулся к прежней теме:

– Я слышал, у вас с Омеру были особенно доверительные отношения.

– Кто вам это сказал? – резко спросила Келли, и Дэниэл едва спохватился. Упоминать при этой женщине имя Тага Харрисона было неблагоразумно.

– Кажется, прочел в какой-то статье, – осторожно ответил он. – Давно.

– Ну да, – облегчила его положение Келли. – Вероятно, в «Санди телеграф». Они напечатали очерк о президенте Омеру и оказали мне честь, упомянув мое имя.

– Да, именно там. Но что произошло в Убомо? Вы обещали рассказать. Вы назвали эту страну мини-моделью развивающейся Африки. Можно подробнее?

– В Убомо есть те же основные проблемы, что и в других африканских странах: стремление к племенной обособленности, быстрый рост населения, нищета, неграмотность. Теперь, когда президента Омеру не стало и власть захватил этот мерзавец Таффари, к ним прибавились и иные проблемы – тирания одного племени, пожизненное президентство, эксплуатация из-за рубежа, коррупция и неизбежная гражданская война.

– Похоже на совершенное общество. Начнем с племенной обособленности в Убомо. Расскажите об этом.

– Племенная обособленность – главное проклятие Африки! – Келли откусила от непрожаренного бифштекса и на мгновение закрыла от удовольствия глаза. – Рай! – прошептала она. – Небесное благословение! Хорошо, племенная обособленность в Убомо. Здесь шесть племен, но считаться нужно только с двумя. Самое многочисленное племя – ухали, почти три миллиона человек. Традиционно занимается сельским хозяйством и рыболовством, это пахари и рыбаки. Мягкие, не воинственные, трудолюбивые люди. Но много столетий их угнетало и эксплуатировало гораздо меньшее племя – хита.

Хита – воинственное, высокомерное и свирепое племя, близкие родственники масаи и самбуру Кении и Танзании, скотоводы и воины. Живут со своим скотом и считают остальное человечество – надо сказать, включая европейцев, – низшими животными. Очень красивые люди, рослые и стройные. Любой хита ростом ниже шести футов трех дюймов считается карликом. Великолепны женщины с их нилотскими лицами; они украсили бы подиум на любом парижском показе мод.

Однако это жестокие и высокомерные люди.

– Вы не объективны. Вы такая же трайбалистка, как они, – упрекнул Дэниэл.

– Когда долго живешь в Африке, становишься трайбалистом. Вы это знаете, Дэнни. – Келли печально покачала головой. – Но в данном случае это оправдано. Прежде чем в 1969 году покинуть Убомо, англичане провели здесь выборы в вестминстерском стиле, и, конечно, просто благодаря численности – власть перешла к ухали и Виктор Омеру стал президентом. Это был хороший президент.

Я не говорю, что он святой, но он был не хуже остальных правителей Африки и гораздо лучше большинства их. Он старался примирить свой народ, все его племена, но хита оказались слишком горды и кровожадны. Природные воины и убийцы, они со временем взяли верх в армии, и, конечно, исход был неизбежен. Новый деспот, Ифрим Таффари, – тиран и пожизненный президент. Миллион хита сейчас безраздельно господствуют над тремя миллионами остальных племен, включая ухали и моих любимых маленьких бамбути.

– Расскажите мне о ваших бамбути, «народе высоких деревьев», – попросил Дэниэл, и Келли с удовольствием улыбнулась.

– Ага, Дэнни, вы помните название моей книги.

– Не просто помню, я ее читал. И не раз. Три раза – последний неделю назад. – Он улыбнулся. – Рискую показаться банальным, – насмешливо повторил он ее выражение, – но я ваш поклонник.

– Фу! – заговорила Бонни впервые за последние пятнадцать минут. – Меня сейчас стошнит. – Дэниэл начисто забыл о ее существовании и теперь попытался взять ее за веснушчатую руку, но Бонни отняла ее и убрала на колени. – Я бы выпила вина, если кому-нибудь это интересно, – капризно сказала она.

Дэниэл послушно наполнил ее стакан, а Келли тактично сосредоточилась на остатках своего бифштекса.

Наконец Дэниэл нарушил наступившее неловкое молчание.

– Мы говорили о бамбути. Расскажите о них.

Келли снова посмотрела на него, но ответила не сразу. Казалось, она пыталась принять трудное решение. Дэниэл ждал.

– Послушайте, – заговорила наконец Келли. – Вы хотите знать о бамбути. Отлично. Но что если вместо того, чтобы рассказывать о них, я отведу вас в лес и покажу? Хотите снять их в естественном окружении? Я могу показать вам то, чего никто раньше не снимал; мало кто из европейцев вообще это видел.

– С радостью ухвачусь за такую возможность, Келли. Дьявольщина, ничего лучше и не придумаешь! Но нет ли тут одной небольшой проблемы? Президент Таффари терпеть вас не может и, стоит вам ступить на его землю, повесит вас на самом высоком дереве.

Келли рассмеялась. Дэниэл начинал наслаждаться звуками ее смеха. Мягкий мурлычущий смех, от которого на душе тепло и тоже хочется рассмеяться.

– Он не сторонник повешения, наш молодчик Ифрим. Предпочитает другие маленькие хитрости.

– Так как же вы собираетесь провести тур по Убомо без разрешения Таффари?

Келли продолжала улыбаться.

– Я прожила в лесу почти пять лет. Власть Таффари кончается там, где начинаются высокие деревья. У меня много друзей. У Таффари много врагов.

– Как с вами связаться? – спросил Дэниэл.

– Вам это не понадобится. Я сама с вами свяжусь.

– Скажите, Келли, почему вы хотите вернуться, рискуя жизнью? Какая работа может быть такой важной, что вы готовы выполнять ее без средств, без поддержки, под угрозой ареста и возможной смерти?

Она смотрела на него.

– Поразительно глупый вопрос. В лесу достаточно работы, мне хватит ее на всю жизнь. Помимо всего прочего, я изучаю физиологию пигмеев. Я изучаю карликовость пигмеев, стараясь выяснить, что мешает их росту. Конечно, я не первая веду такое исследование, но, думаю, я подошла к вопросу с новой стороны. До сих пор все сосредоточивались на гормоне роста. – Она рассмеялась. – Не буду утомлять вас подробностями, но я считаю, что у них отсутствуют рецепторы гормона.

– Ну что вы, нам совсем не скучно. – Бонни не пыталась скрыть сарказм. – Мы все внимание. Вы хотите сделать инъекцию и превратить их в гигантов, как хита?

Келли отказывалась уступать раздражению.

– Малый рост пигмеев – это благоприятная мутация. Это идеальное приспособление к жизни в дождевом лесу.

– Не понимаю, – подбодрил ее Дэниэл. – Объясните, каким образом малый рост может быть преимуществом.

– Ладно, сами напросились. Во-первых, рассеивание жары. Миниатюрность позволяет им легко переносить жару, возникающую во влажной атмосфере под пологом листвы. Во-вторых, такой рост обеспечивает им проворность и гибкость в густых тропических зарослях. Вы бы поразились, увидев, как бамбути передвигаются по лесу. Египтяне и первые исследователи верили, что пигмеи владеют тайной невидимости. Они способны исчезнуть прямо у вас на глазах.

В ее собственных прекрасных глазах блестело страстное воодушевление, когда она говорила об этих людях, ставших ее родным племенем.

Дэниэл заказал десерт и кофе, а Келли еще не исчерпала тему:

– Другая область моих исследований еще важнее изучения гормонов и рецепторов. Бамбути обладают огромными знаниями о растениях и их свойствах, в особенности медицинских. По моей оценке, в тропическом дождевом лесу произрастает свыше миллиона различных видов растений, и сотни из них уже доказали свое благотворное воздействие на человека. Я считаю, что в этих растениях заключены лекарства от большинства наших болезней, средства от рака и СПИДа. По всем этим направлениям я получила обнадеживающие результаты.

– Фантастика, – фыркнула Бонни и набила рот мороженым с шоколадом.

– Помолчи, Бонни, – одернул ее Дэниэл. – Это чрезвычайно интересно. И далеко продвинулись ваши исследования?

Келли поморщилась.

– Не так далеко, как хотелось бы. Старухи бамбути помогали мне собирать листья, кору и корни. Они описывали их свойства, а я пыталась каталогизировать сырье и испытать его, чтобы выделить активные ингредиенты, но моя лаборатория – крытая травой хижина, и у меня нет ни денег, ни друзей.

– Все равно я хотел бы на это посмотреть.

– Посмотрите, – пообещала она, так увлекшись интересом Дэниэла к ее работе, что положила руку ему на руку.

– Поедете со мной в Гондолу, где я живу?

Бонни смотрела на женскую руку на загорелом мускулистом предплечье Дэниэла. Рука была маленькая, как сама эта женщина, аккуратная и изящная.

– Сэра Питера очень заинтересует формула излечения СПИДа, – сказала Бонни, все еще глядя на эту руку. – БОСС сможет продавать ее через свои фармакологические компании. Это принесет миллиард…

– БОСС? Сэр Питер? – Келли убрала руку, продолжая смотреть на Бонни. – Какой сэр Питер? Кто это?

– Таг Харрисон, милая, – любезно ответила Бонни. – Таг оплачивает программу, которую Дэниэл собирается снимать в Убомо. Идея в том, чтобы мы с Дэниэлом показали всему миру, какую замечательную работу проделывает БОСС в Убомо. Они назовут программу «Убомо – прямая дорога в будущее Африки». Здорово, правда? Это Дэнни создаст шедевр…

Келли не дала ей договорить. Она вскочила, опрокинув чашку. Пролитый кофе хлынул на скатерть и брюки Дэниэла.

– Вы! – Келли смотрела на него сверху вниз. – Вы и это чудовище Харрисон! Как вы могли?

Она повернулась и ринулась прочь из ресторана, пробираясь через толпу американских туристов, загромоздивших проход.

Дэниэл вскочил, стряхивая кофе, промочивший его брюки.

– Какого дьявола ты это сделала? – рявкнул он на Бонни.

– Ты и эта докторша с дерева, на мой взгляд, слишком сдружились.

– Будь ты проклята! – вспыхнул Дэниэл. – Ты отняла у меня шанс снять нечто уникальное. Я с тобой потом поговорю!

Сердитый, он кинулся за Келли.

В вестибюле отеля ее не было. Дэниэл направился к главному входу и спросил у швейцара:

– Вы не видели женщину…

Он замолчал, увидев Келли на другой стороне улицы. Она сидела на пыльной «хонде» и как раз в этот момент нажала на стартер. Двигатель шумно заработал. Келли резко повернула рукояти руля, делая крутой поворот. Мотор взревел, пуская черные облака.

– Келли! – закричал Дэниэл. – Подождите! Дайте мне объяснить!

Она прибавила газ, и мотоцикл понесся по боковой улице. Пролетая мимо Дэниэла, Келли повернулась к нему. Лицо у нее было сердитое и одновременно потрясенное, и он готов был поклясться, что на щеках у нее слезы.

– Наемник! – крикнула она ему. – Предатель!

И мотоцикл унес ее. Она резко повернула, стальная подножка высекла из асфальта сноп искр, и Келли влилась в движение на Кимати-авеню.

Дэниэл побежал на угол. Он в последний раз увидел ее, в двухстах ярдах дальше по авеню: она склонилась к рулю, как жокей к холке лошади, ветер поднял дыбом ее волосы.

Дэниэл поискал такси, чтобы поехать за ней, но тут же понял тщетность этого замысла. Она намного опередила его, а по маневренности ни одна машина не сравнится с «Хондой».

Он резко повернул обратно и отправился в отель с намерением найти Бонни Мейхон. Но, не дойдя до входа, понял, как опасно спорить с ней в его нынешнем настроении. Это может привести только к кровопролитной схватке и, вероятно, разрыву их нынешних отношений. Сама по себе такая потеря его не слишком беспокоила, но риск лишиться оператора сдерживал. На поиски замены уйдут недели, а это чревато разрывом контракта с БОСС и завершением его поисков «Удачливого дракона» и Ниня Чэнгуна в Убомо.

Он пошел медленнее и задумался. Удовольствие надрать Бонни Мейхон уши того не стоило.

«Пожалуй, пойду куда-нибудь, остыну».

Он выбрал «Джамбо», один из самых известных привокзальных баров. Бар был полон черных солдат в форме, туристов и местных девушек. Некоторые были просто великолепны: самбуру, кикуйю и масаи в плотно облегающих ярких юбках, в бусах и с вплетенными в волосы пестрыми лентами.

Дэниэл нашел место за стойкой в углу, и выкрутасы европейских туристов средних лет на танцполе помогли ему немного развеяться. Недавнее обследование девушек в барах Найроби показало, что девяносто восемь процентов дают положительную реакцию на ВИЧ. Нужно жаждать смерти, чтобы принять предложение этих красавиц.

Спустя час и два двойных виски гнев Дэниэла рассеялся настолько, что он смог вернуться в отель «Норфолк».

Он вошел в номер и увидел посреди на полу гостиной, где она их бросила, оливково-зеленые брюки и трусы Бонни. Сегодня вечером ее обычная неаккуратность раздражала больше обычного.

В спальне было темно, но света фонарей, проникавшего снаружи сквозь занавески, хватало, чтобы различить силуэт Бонни под простыней на ее половине кровати. Дэниэл знал, что она не спит – притворяется. Он разделся в темноте, голый скользнул под простыню и застыл.

Целых пять минут они молчали и не шевелились, потом Бонни прошептала:

– Дэнни сердится на девулю? – Она говорила капризным детским голоском. – Его девуля была очень гадкой. – Она притронулась к нему. Теплые, шелковистые пальцы погладили ему бок. – Девуля хочет извиниться.

Он перехватил ее запястье, но было уже поздно. Бонни была быстра и умела, и вскоре ему уже не хотелось ее останавливать.

– Черт побери, Бонни, – сказал он. – Ты испортила возможность… ух!

– Помолчи, – прошептала Бонни. – Девуля папочку приласкает, приголубит…

– Бонни…

Он замолчал и выпустил ее запястье.