Но заснуть не мог: все боялся, что во сне, против его воли, детали головоломки сами собой предательски сложатся в цельную картинку.
Зазвонил телефон – еще не было семи утра.
Совершенно ничего не соображая после бессонной ночи, он сполз с кровати и направился в гостиную, по пути ударяясь обо все, что попадалось на пути: стулья, углы, двери. Ни дать ни взять лунатик.
– Алло!
Произнес это слово так невнятно, что Катарелла испугался:
– Извиняйте, обшибся я.
И повесил трубку. Монтальбано развернулся и сделал два шага в сторону спальни. Телефон снова зазвонил, и комиссар, будто по команде, развернулся кругом и снял трубку.
Голова была ватной. Он прокашлялся.
– Алло.
– Ай, синьор комиссар! Ай, синьор комиссар!
Нехороший признак. Обычно такой зачин Катареллы предваряет звонок от «господ начальников» либо сообщение об убийстве.
– Что там у тебя?
– Только что звонила одна американская девушка.
– Ты говоришь по-американски?
– Никак нет, синьор комиссар, но несколько слов я знаю, потому как золовка моя, она как раз американка, иногда…
– Что ей было нужно?
– Уж такая она была перепуганная, синьор комиссар! Прямо кричала в трубку тилифона! Так что, хоть и сильно верещала, кое-что я все ж разобрал.
– И что ты разобрал?
– Сперва она все повторяла «деда-деда».
– И что это значит?
– Синьор комиссар, по-ихнему, по-американски это значит «мертвый покойник».
– И только?
– Никак нет, синьор комиссар, потом она стала говорить «лейка-лейка».
– Чего?
– Синьор комиссар, по-американски «лейка» означает «озерное озеро».
Разряд тока, пронзивший комиссара, был почти болезненным.
– А потом?
– Потом все. Повесила трубку.
– Фацио на месте?
– Еще не явился в присутствие.
– А Галло?
– Тут.
– Пусть сейчас же приедет за мной.
Туман в голове рассеялся, будто его сдуло порывом ветра. На смену ему пришла полная ясность. Ибо он знал, увы, что его предположение подтвердится. Разрозненные детали головоломки, которые он всю ночь старался держать на расстоянии друг от друга, теперь, после этого звонка, моментально соединились, и каждая встала на свое место.
Не успел он ни принять душ, ни побриться – лишь впопыхах умылся и опрокинул четыре чашки кофе одну за другой, – как явился Галло.
– Что будем делать, комиссар?
– У нас последний этап охоты за сокровищами.
По тону голоса комиссара Галло понял: вопросы задавать не стоит.
– Куда поедем?
– Выедешь на шоссе на Галлотту. Немного не доезжая слева будет поворот с вывеской винного заведения, свернешь туда и остановишься. Да, можешь гнать как угодно и вруби сирену.
Бросив изумленный взгляд на комиссара, Галло молнией рванул с места.
Монтальбано прикрыл глаза и вверил себя Господу.
– Теперь выруби сирену и постарайся не шуметь, – сказал Монтальбано, как только они свернули на узкую дорожку между деревьями, которая вела к винной лавочке.
Двери и окна домика были еще закрыты. Оно и к лучшему. Комиссар не хотел, чтобы за ним увязались докучливые зеваки.
– А теперь? – спросил Галло, останавливаясь.
– Теперь смотри внимательно. Езжай вперед, но дорога вся в колдобинах, по ней ездят одни внедорожники. Как, справишься?
Вместо ответа Галло, ухмыльнувшись, бесшумно тронулся с места. Водил он и правда мастерски.
Комиссар опасался, что машина вот-вот присядет на задок или перевернется, но всякий раз Галло умело выруливал. И все же, когда они добрались до берега озерца, гонщик весь взмок, хоть выжимай.
– А теперь?
– Я вылезу покурить, а ты можешь заняться чем хочешь.
Курить ему совершенно не хотелось, это был всего лишь предлог, чтобы оттянуть момент истины. Или скорее чтобы собраться с духом, прежде чем ему откроется тягостное зрелище (если он прав в своих догадках и предположениях).
Потому что он представлял себе ужас. Чистый ужас.
Ужас, который еще тяжелее вынести таким великолепным утром, столь ясным, что его краски резали глаз подобно лезвию, а озерная вода излучала свет, словно кусочек неба, упавший на землю. Все застыло, ни былинки не шелохнется, полная тишина. Ни птичьего пения, ни далекого лая собак. В непогоду ему было бы легче с этим справиться.
Обычно он выкуривал сигарету на три четверти, а тут выкинул окурок, только когда тот обжег пальцы. И потом долго и тщательно тушил его каблуком.
Сел обратно в машину. Галло так и сидел там, под впечатлением от поведения комиссара.
– Видишь вон тот домик?
– Конечно.
– Сможешь доехать?
– Делов-то!
Он не готов был пешком преодолевать эту часть пути: ноги подкашивались.
– А теперь? – спросил Галло, притормозив прямо напротив зияющего дверного проема.
Достать решил этим своим «а теперь»!
– Теперь зайдем. Я пойду первым, а ты за мной.
– Может, лучше сперва я?
– Почему?
– А вдруг там кто-то…
– Никого там нет. Лучше бы там кто-нибудь прятался с пистолетом!
– В каком смысле, синьор комиссар? – спросил недоумевающий Галло.
– В смысле я бы предпочел именно это.
Открыл дверцу, чтобы вылезти из машины. Но Галло остановил его, положив руку на плечо.
– Что там внутри, синьор комиссар?
– Если все так, как думаю я, там настолько жуткая вещь, что она будет тебе потом сниться каждую ночь всю оставшуюся жизнь. Если хочешь, можешь остаться.