Что б его. Почему он всегда говорит правильные слова? Он прекрасно знает, как мне это нравится, хоть я и не показываю вида.
Я прищуриваюсь, но он продолжает, слегка ухмыляясь:
– Несмотря на то что я нисколько не боюсь Сообщества, сейчас нам нужно сидеть словно утки в камышах, а еще мне нужно уладить несколько вопросов с Джеем. И несколько – с тобой, начиная с того, кто объявил охоту на твою голову.
– Клэр, верно? – уточняю я.
На его лице мелькает удивление.
– Откуда ты узнала?
– Она приходила навестить меня.
Его лицо становится пустым, но это только видимость. Под поверхностью бурлит гнев, прорываясь наружу лишь его жестким тоном.
– Что она сказала?
– В общем-то, она просто оглушила меня известием, что за кулисами все время стояла она. Она приехала, потому что знала, что ты меня ищешь, и со мной нужно было поступить как-то нестандартно, чтобы ты не смог меня отыскать.
Он медленно кивает.
– Не хочу торопить тебя, но мне нужно узнать, не видела ли ты что-нибудь…
– Я хочу помочь, – перебиваю я.
Это не вызывает у меня такой тревоги, как я предполагала. Я чувствую лишь облегчение.
Когда несколько дней назад Зейд привез меня в убежище, это что-то изменило во мне. Когда я увидела, как все эти выжившие поправляются, стараются исцелиться, как они окутаны парами счастья, что-то в моей груди перевернулось.
Я поняла, что мне действительно нужно именно это. Цель, к которой я могу стремиться; она сделает меня счастливой. И теперь я знаю, что это за цель.
– Адди…
– Не говори мне, что я не в состоянии или не готова. У меня была чертова уйма времени, чтобы все обдумать. И я не хочу быть несчастной жертвой, ясно? Я не хочу позволить им победить. И что еще важнее: я хочу – нет, я
Он скрещивает руки на груди.
– Ладно. Как ты хочешь помогать?
Пожимаю плечами.
– Я расскажу тебе все, что знаю. И если ты отправишься на операцию, я хочу поехать с тобой.
Он вскидывает бровь, его взгляд скользит по мне, а затем снова возвращается к моим глазам.
– Ладно, – снова соглашается он.
То, насколько он сговорчив, даже подозрительно. Я думала, что он скорее запрет меня в моей пресловутой башне, словно Рапунцель.
Взглянув на выражение моего лица, он говорит:
– Я никогда не буду относиться к тебе как к беспомощной или неспособной. Я всегда знал, что ты сильная. Так что, если хочешь помочь, так и быть. С радостью возьму тебя с собой, детка, но с кое-какими оговорками.
– Что за оговорки? – спрашиваю я, настораживаясь.
– Мы снова начнем тренироваться. Мы начнем с того места, где остановились, и я научу тебя не только защищаться, но и драться. Ты должна научиться пользоваться оружием, и, да поможет мне Бог, Аделин, ты не станешь делать глупостей, когда мы будем на выезде.
Мой рот открывается; я оскорблена этим его обвинением.
– С чего ты взял, что я собираюсь делать глупости?
Его брови снова поднимаются на лоб.
– Хочешь сказать, что давать отпор маньяку посреди ночи было не глупо?
Здесь, возможно, он прав.
– Ты храбрая.
Прикусываю губу, размышляя. Если я чему-то и научилась, так это тому, что в этом темном закутке мира я совершенно не ориентируюсь.
– Поняла, – соглашаюсь я. – Я не буду строить из себя большого серого волка… пока что.
Его ухмылка наводит меня на мысль, что он и есть большой серый волк, и, честно говоря, с этим я вынуждена согласиться.
Но я ни за что этого не признаю. Его эго так раздуется, что мне придется воткнуть нож ему в лицо, чтобы умерить непомерное самомнение.
– Целься в яремную вену, а не в ухо, детка, – терпеливо наставляет Зейд. Но это все равно действует мне на нервы, и я на волосок от того, чтобы метнуть нож в него. – Поправь ноги… – Он легонько отталкивает мою ступню своей. – Ты стоишь нетвердо и неправильно держишь нож.
С тех пор как я начала тренироваться с Зейдом три недели назад, я неплохо продвинулась, но этого все равно недостаточно. Достаточно не будет никогда.
Передо мной тряпичный манекен с бесчисленными следами от предыдущих бросков, и большинство из них слишком далеко от того места, куда я должна целиться.
В моей голове мелькают люди, которых я представляю на месте этого манекена. В большинстве случаев это помогает, но когда я вспоминаю безжизненное тело Сидни подо мной или ощущение того, как мой нож вспарывает горло Джерри, я замираю.
Когти чувства вины держат меня удушающим захватом, и я все больше разочаровываюсь в себе. В нем. Я не такая, как Зейд. Я не могу просто так взять и убить кого-то… а потом забыть об этом.
Разворачиваюсь, метнув в него взгляд, а не нож.
– Ты не раскаиваешься в том, что сделал. В том, скольких людей ты убил. Как ты можешь спокойно к этому относиться?