Я поджимаю губы и отворачиваюсь к окну.
– Адди, он что, делал тебе больно?
У меня чуть шея не сворачивается от того, как быстро я поворачиваюсь к ней.
– Нет, – сурово бросаю я, хотя это не совсем правда.
Делал ли он мне больно? Да, но не так, как она думает. Он никогда бы и пальцем меня не тронул в гневе. Боль, которую причиняет мне
Но я жажду ее.
– Тогда почему?
Вздыхаю, размышляя над тем, как много мне следует рассказать. Что он убивает людей, зарабатывая на жизнь? Это перебор. Что он преследовал меня? Ни за что в жизни, насколько бы виноватой она себя ни чувствовала.
Поэтому я довольствуюсь правдой. Той частью, которая не выдает в нем психопата с небольшими проблемами с привязанностью.
– Он спасает женщин и детей от торговцев людьми, мама. Он очень глубоко погружен в этот темный мир.
Она резко вдыхает, ее позвоночник выпрямляется, а глаза расширяются от возмущения.
– Так тебя похитили из-за него?
– Нет, – ощетиниваюсь я. – Он не был причиной моего похищения, и тебе нужно помнить, что это он меня спас. Если бы не он, меня бы здесь не было.
Она в замешательстве качает головой и спрашивает:
– Тогда почему тебя похитили? Он связан с этими людьми?
Пожимаю плечами, изображая безразличие, которого не чувствую.
– Много причин, но ни одна из них не относится к нему. Это главное.
Она вздыхает, соглашаясь и вместе с тем разочарованно.
– Он опасен?
– Да, – признаю я. – Но не для меня. Он любит меня, и главное, он любит меня такой, какая я есть.
Она вздрагивает от этого замечания, но на этот раз воздерживается от самозащиты.
– То, что он тебя любит, еще не значит, что он тебе подходит, – заявляет она напоследок.
Я поджимаю губы, раздумывая над ее словами.
– И что же мне подходит, мама? Ты ведь лучше знаешь? Какой-нибудь надежный парень, адвокат или врач, да?
– Не говори глупостей, – фыркает она. – Как насчет кого-то вроде полицейского, у которого есть оружие потому, что он…
– …защищает людей, – продолжаю я за нее. – Это ты думаешь, что полиция защищает людей. Ты действительно хочешь обсуждать это прямо сейчас? А тебе не кажется, что Зейд делает то же самое, спасая невинные жизни от похищения и рабства?
Она поджимает губы, явно все еще не соглашаясь, но не желая продолжать спор. Такое происходит впервые, но я не надеюсь, что это повторится.
На этот раз вздыхаю я. Откидываюсь на спинку кресла.
– Я не собираюсь спорить с тобой о нем, потому что это ничего не изменит. Я знаю его лучше, чем ты, и если ты хочешь его ненавидеть – пожалуйста. Но делай это там, где мне не придется об этом слышать, – устало и решительно подытоживаю я.
Я слишком устала продолжать с ней спорить. Мы только этим и занимаемся, и это мне надоело уже более десяти лет назад.
– Ладно, – раздраженно и сокрушенно хмыкает она. – Но давай я хотя бы приглашу тебя на ужин в честь твоего дня рождения. Мы ведь можем просто поужинать? И никаких разговоров о твоем парне.
Я смотрю на нее, и напряжение в моей груди немного ослабевает. Улыбаясь, киваю.
– Звучит неплохо. Дай мне собраться.
Поднимаюсь и уже иду к лестнице, когда она окликает меня:
– И не забудь консилер, милая. Он тебе очень нужен.