Охотясь на Аделин

– Иди сюда, – кричит она кому-то, но я не вижу кому. Я только чувствую вес, который давит меня, и тогда мое тело начинает сопротивляться по-настоящему.

– Подожди, подожди, пожалуйста, я не делала этого! Пожалуйста! Я не делала этого, – всхлипываю я, отчаянно пытаясь вырваться, но не находя в себе сил. Меня держат за голову, не давая возможности ни видеть, ни двигаться, но я все чувствую.

Боже, я все чувствую. Сломанный каблук ее туфли впивается в меня, и я кричу, когда он разрывает меня на части.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – кричу я.

Я кричу и плачу, но она не слушает.

Ее руки исчезают вместе с весом человека, придавливающего меня.

Франческа откидывает мою голову назад, заставляя взглянуть на ее искаженное яростью лицо, и я едва не плюю в него от злости. Она стоит на коленях, глаза дикие, и она шипит:

– Больше никогда не трогай мои вещи, или тебе будет гораздо хуже, чем сейчас. Клянусь Богом, я заставлю тебя пожалеть, что ты не сдохла. Я понятно выражаюсь?

К моему горлу подкатывают рыдания, слюна почти льется у меня изо рта, когда я кричу:

– Я этого не делала!

Отклонившись назад, она снова бьет меня по лицу, и у меня звенит в ушах, а она продолжает бездумно бить меня, снова и снова, пока я не задыхаюсь от боли.

– Чертова никчемная сучка! – верещит она.

Она снова поднимает мою голову, но я уже не вижу ее сквозь реки, вытекающие из моих глаз. С моих губ срываются невнятные мольбы, но даже я уже не понимаю, что пытаюсь сказать.

– Знаешь, что происходит, когда ты перестаешь приносить пользу? Тебя закапывают в безымянной могиле, где никто никогда тебя не найдет.

Наконец она отпускает меня, едва не приложив головой о пол снова. Мое тело тут же скручивается, инородный предмет все еще болезненно сидит во мне, но у меня нет сил вытащить его.

Хрипы рвутся из моего горла, такие сильные, что сквозь них не может пробиться ни один звук, но я все равно не в силах дышать. Франческа выбегает из комнаты, оставляя меня трястись и выть от боли.

На меня снова обрушивается вес, и мое тело бесполезно отбивается, кулаки летят во все стороны, но в цель не попадают.

– Ш-ш-ш, – шепчет голос.

В тот момент, когда я понимаю, что это Сидни, я сопротивляюсь сильнее, кричу, чтобы она слезла, но она слишком сильна для меня сейчас.

Она полностью обхватывает меня сзади, ее ноги плотно обвивают мою талию и скрещиваются на моем животе, а рука гладит мои волосы.

– Тише, все хорошо, – шепчет она. – Теперь мы вместе.

Оставшаяся у меня энергия исчезает, и единственное, что я могу сделать, – это зарыдать.

Взяв в руки мое горячее, красное лицо, она поднимает мой подбородок. И я едва могу разглядеть ее широкие карие глаза и нежную улыбку. Она почти благоговейно гладит меня по волосам и щекам, глядя на меня, словно на драгоценность.

– Добро пожаловать домой, – шепчет она.

Ноябрь 2021

Хотите забавный факт о боли? Момента, когда она прекращается – как-будто кто-то щелкнул выключателем, – нет. Боль только исчезает. Медленно. Постепенно. Так, что ты даже не понимаешь, в какой момент ее не стало. В один момент мы чувствуем ее, учимся с ней жить, а потом понимаем, что все… ее нет. Пуф.

Я гадала, как скоро исчезнет моя боль, когда меня держала Сидни. Она отпустила меня только тогда, когда настал черед моего наказания.

Еще одной несправедливости, потому что эта девчонка прямо вцепилась в меня.

Но как мы вообще можем называть что-то несправедливым, если мое присутствие здесь само по себе является одной большой несправедливостью.

Из меня вытащили окровавленный каблук Франчески и заменили кое-чем куда пострашнее. У дружков Рокко была приятная ночка.

Они не испытывали боли. Но я – да.

И все еще продолжаю испытывать ее. Всеещевсеещевсееще…

Знаете, я думаю, что прежде, чем исчезнет эта боль, пройдет очень много времени. И это чувство, черт побери, все еще не проходит.

Глава 13. Охотник