Охотясь на Аделин

А потом вижу краем глаза, что к нам спешит другая белка.

– О боже, так вас двое! – пищу я, стараясь не слишком шуметь.

Мэй спрыгивает с моей ноги и идет навстречу своей подруге. Парочка бежит друг за другом, вызывая у меня очередной приступ смеха.

Прямо к люку ведут несколько лиан. Белки взбираются по ним и протискивают свои пушистые тельца в щель, а я с нежностью и грустью наблюдаю за ними.

– Пока, Мэй, – шепчу я, ощущая, как в душе поселяется одиночество.

Вместо того чтобы позволить ему запустить в меня свои когти, я заставляю себя встать – спина и ноги болезненно ноют от каждого движения.

Мало что помню после падения в вагон, кроме того, что чуть не подвернула себе лодыжку, но потом, видимо, я отключилась. Судя по тому, что в проникающих лучах проглядывает голубой оттенок, сейчас раннее утро и прошло не более нескольких часов.

Они все еще ищут меня, в этом нет никаких сомнений, и я мучительно пытаюсь решить, стоит ли мне двигаться дальше или переждать, надеясь, что они откажутся от поисков в лесу. С ужасом жду того момента, когда брошенный поезд перестанет защищать меня.

После этого я окажусь на открытом пространстве, где защитой мне станут только два кухонных ножа.

Решив продолжить путь, не спеша съедаю батончик и запиваю его половиной бутылки воды, решив есть и пить понемногу. Мне так и хочется выбросить эти дурацкие бутылки за то, что они чуть не заставили меня попасться, но я не знаю, сколько времени мне предстоит провести в лесу, так что пока они нужны.

Когда я спускалась в вагон, не очень задумывалась о том, как буду выбираться из него. И теперь жалею об этом решении.

Оглядываюсь по сторонам, надеясь найти хоть что-нибудь, что придаст мне сил, но здесь пусто.

Дерьмо.

Бог? Может, поторгуемся? Если ты поможешь мне выбраться отсюда, я разрешаю тебе сократить мою жизнь на десять лет. Тогда у меня останется лет пять, учитывая все эти стрессы, но меня вполне устроит.

Теперь, когда моя голова прояснилась, я с полной уверенностью могу сказать, что на самом деле я не хочу здесь умирать.

Но похоже, именно это мне и предстоит.

Очередная пелена слез застилает мне глаза, и горло сжимается.

Как раз в тот момент, когда у меня уже начинается гипервентиляция, я слышу голоса снаружи вагона. Резко вдыхаю, меня парализует ужас, когда я слышу разговор двух людей.

Не могу разобрать, о чем именно они говорят, но отчетливо слышу шум радио.

О, черт возьми, это они…

Гипервентиляция все же начинается.

Закрываю рот рукой, внезапно осознав, что они могут услышать мое дыхание через толстую сталь. Бросаю взгляд на люк, и мое сердце замирает, когда я слышу приглушенное:

– Кажется, люк открыт.

Меня охватывает смертельный ужас, и единственное, что я могу сделать, – это тихонько вытащить оба своих ножа, зажав по одному в каждой руке, и тихо скользнуть в дальний угол – самый темный в этом вагоне.

Понятно, что ничего из этого не даст результатов, когда они откроют люк и заглянут внутрь, но ничего другого мне не остается. Нет, если они решат забраться сюда.

Звук чьих-то движений по боковой поверхности вагона отдается по всему металлу – и моему телу, и сердце заходится прямо в моем горле.

Я крепко сжимаю ножи и яростно трясусь, пока вслушиваюсь, как этот человек взбирается по вагону.

– Эй! – громко зовет голос.

Мужчина замирает, и, поскольку теперь он находится гораздо ближе к люку, я могу разобрать его речь лучше.

– Кто ты, на хрен, такой?

Я не слышу, что ответил ему его собеседник, но что бы это ни было, парню это не нравится.

– Что ты сейчас сказал, мудак? Тебе здесь делать нечего.

Второй человек уже ближе, но я все еще не могу понять, что он говорит.

– Да мне плевать, что это частная собственность. Кто ты, мать твою, такой, чтобы меня спрашивать?

Слышу, как мужчина спускается обратно, и решаю, что он уезжает вместе с тем, кто его отвлек.

Пытаюсь прислушаться к тому, что происходит, сквозь громкий стук сердца в моих ушах, но не могу разобрать ни слова.

Их голоса становятся громче, хотя большинство криков, похоже, принадлежат человеку, который чуть было не нашел меня.

В тот момент, когда кажется, что дело вот-вот дойдет до драки, на мгновение наступает гробовая тишина, а затем раздается резкий звон металла, ударяющегося о другой металл. Это что, была пуля? Самого выстрела я не слышала, но его так нетрудно пропустить за гулким шумом в моих ушах.

Кажется, мужчина произносит «ублюдок», но я не уверена.

Широко раскрыв глаза, я смотрю на люк, мои нервы на пределе, поскольку я слышу, как кто-то снова вскакивает на лестницу вагона.

О нет.

Нет, нет, нет.

Он возвращается.

К горлу подкатывает всхлип, который я заглушаю рукой, когда слышу, как человек громко топает к люку.

Если он хочет, чтобы я вылезла, ему придется спуститься за мной самому, но без боя я ни за что не сдамся.

Я скорее перережу себе горло, чем вернусь в этот дом. Чем вернусь к Ксавьеру.