Охотник

Я иду в нескольких шагах за Джиллиан. В основном потому, что в этой части ущелья можно двигаться только друг за другом. Но есть и другая причина — она не преувеличивала, хвастаясь своим видом в шортах. Но, как бы сильно она меня ни отвлекала, мне трудно справиться с тревожным ощущением. Меня не отпускает рассказ Элизабет и мрачные мысли о других происшествиях. Да и окружающая местность давит на психику. Тропа ведет вниз, змеясь между двумя крутыми склонами. Когда-то здесь бежал ручей, но он уже много лет как пересох, осталось только сухое русло.

Деревья по обеим сторонам настолько высоки, что почти круглые сутки, не считая полудня, ущелье тонет в тени.

— Мрачное место, — замечает Джиллиан.

Хорошо, что она сказала это первой, самому не хотелось нагнетать.

— Дело в нашей уязвимости и в том, что вокруг. Это ущелье прямо-таки просит устроить тут засаду.

— Все маньяки так говорят, — отзывается она со смешком.

Я не сразу понимаю, о чем она, и запоздало улыбаюсь, когда она оборачивается посмотреть на мою реакцию.

— Ага… Некоторые психологи-эволюционисты полагают, что одни пейзажи для нас психологически более приемлемы, другие менее. Это учитывают, когда делают парки. В основном ландшафтные дизайнеры не столько пытаются воссоздать природу, сколько сделать парк комфортным для людей. Небольшой водоем, открытое пространство, рощицы, чтобы было где спрятаться от крупного хищника, — вот чего искали наши предки, когда променяли джунгли на саванну. Такие пейзажи изображали средневековые живописцы, такой столетиями была планировка усадеб и поместий. А здесь все наоборот.

— Кажется, я догадываюсь, зачем сюда забралась толпа подростков. Здесь забываешь о цивилизации, о контроле — то, чего хочется после стольких лет школы.

Я пристально вглядываюсь в темень, пытаясь представить, как бы сам отреагировал, если бы заметил, что за мной кто-то следит… или что-то. Вокруг несчетное количество укромных мест, и в том, что за нами наблюдают, нет сомнения. Местные прозвали это место «Кугар-Крик» — «Ручьем пумы» лет сто назад. Сейчас пумы попадаются здесь реже, чем в других местах, — вероятно, из-за большого количества охотников, привлеченных названием. И все же я уверен, что о нашем присутствии известно всем местным хищникам.

Джиллиан останавливается, чтобы убрать за ухо темно-русый локон и отхлебнуть воды из фляжки.

— Держитесь, горожанин?

— Горожанин продирался через джунгли Белиза, когда вы прыгали с помпонами в короткой юбочке чирлидерши.

— Никаких помпонов, я играла в софтбол и в волейбол. Знаете, мне нравится бить. А что вы делали в Белизе?

— Охотился на убийц, — гордо отвечаю я.

— Серьезно?

— На кровососущих. Мы искали вид комаров, чаще других видов переносящий малярию. Я был студентом и помогал ученому, собиравшему образцы, чтобы власти потом попробовали уничтожить скопления комаров в самых опасных местах.

— И как, получилось?

— Экологическую нишу заполнил немного менее заразный вид. По статистике, мы спасли одиннадцать жизней. Потом появились более эффективные способы борьбы с насекомыми, и ситуация улучшилась.

— Интересно… — Она делает еще несколько шагов. — Сейчас то же самое?

— В смысле?

— Вы отыскали тела, теперь вот рыщете здесь… Это как поиск источника заразы?

— Я не эпидемиолог, если вы об этом. Я строю математические модели на основе биологических систем.

— Спец по общим вопросам.

— Можно сказать и так. Даже биология кажется слишком узкой дисциплиной, вот мне и пришлось придать ей экзотичности.

— Как это?

— Работая над диссертацией, я создал пятимерную среду, населил ее синтетической жизнью и добавил векторы болезней.

— Не стану даже притворяться, будто понимаю, что это значит.

— Это было довольно-таки амбициозно. Я попытался нащупать мостики между совершенно различными системами. Распространение фотки с котиком в Интернете мало отличается от распространения вируса гриппа. Я построил очень сложную, причудливую модель, а потом стал искать аналогии.

— И как, нашли?

— Очень много. Сходства не были изначально присущи этим системам, но неизбежно возникли по мере их развития. Таким же способом я обнаружил, что есть и другие жертвы в нынешней истории. Моя модель выявила некоторые неочевидные закономерности.

— Умно!

— Не вполне. Модель позволила выявить признаки мест захоронений и вероятных мест убийств, но ничего не говорит о самом убийце.

Поразмыслив, Джиллиан отвечает:

— И поэтому мы здесь. Если Человек-Пума — это ваш убийца в молодости, вы узнаете о нем гораздо больше.

— Не исключено. Возможно, эта история вообще никак с ним не связана, но мы все равно получим данные, которые помогут лучше понять его поведение.