Охотник

       Кокаин – и задумку, и сами пакетики – подсказал Райан, который считал, что неплохо немного замутить воду, подбросив след о возможной связи убийства Каплана со случайной сделкой с наркотиком, а не с его основной работой. В среднем в Вашингтоне в день совершались два убийства, связанные с наркотиками, так что этот след должен был выглядеть достаточно правдоподобно.

       Оскар застегнул пиджак и вышел на тротуар. Свернув за угол в конце квартала, он бросил взгляд назад. У входа в магазин Химана никого не было видно. В машине он отметил, что прошло меньше часа, с тех пор как он уехал из дому. До встречи с Аделаидой у него оставалось еще одно дело, и надо было его закончить к 7:30, крайнему сроку, позднее которого он обещал не задерживаться.

       Его следующей остановкой была Библиотека Конгресса, где его поджидала удивительная удача – место для стоянки всего в двух кварталах от входа. Оскар хотел получить некоторые из книг, которые он искал в пригородных библиотеках, но, как и предсказывал Райан, их там не оказалось. Он надеялся, что здесь его поиски окажутся более удачными.

       Первые четыре дня после встречи с Райаном Оскар просто пытался уяснить свое изменившееся положение, продумывая различные возможности, открывающиеся перед ним. Ко всему этому надо было привыкнуть. Поездка с Аделаидой на лыжный курорт помогла ему прийти в себя. Он проговорил с ней несколько часов о расе и качестве человеческой породы, о расе и истории, о расовых условиях в Америке, о будущем – с расовой точки зрения, и о своей внутренней потребности бороться против зловещего геноцида, который происходит на глазах, – но при всем том без каких-либо намеков на свою деятельность.

       Одновременно он ломал голову над новым участником в своем миропредставлении: евреями. Выслушав все, что Райан наговорил о евреях, Оскар сначала хотел отбросить его замечания как крайний антисемитизм, так же, как он раньше отверг взгляды Келлера на роль евреев. Он достаточно насмотрелся на этот тип бессмысленного фанатизма, и совершенно не выносил его. Райан, с его старомодным, ирландско-католическим консерватизмом, вероятно, впитал неприязнь к евреям от какого-нибудь ископаемого иезуита-преподавателя в приходской школе, который все еще учил, что евреи «убили Христа», несмотря на новую линию Ватикана. А Келлер был связан с какой-то неонацистской группой, что объясняло его взгляды на евреев.

       Единственная вещь, которая мешала Оскару выбросить эту проблему из головы, заключалась в том, что ни Райан, ни Келлер не соответствовали его представлению о религиозных фанатиках. Оба эти человека, очевидно, были весьма умны и начитаны. Келлер был квалифицированным преподавателем, и даже Райана можно было считать интеллектуалом; конечно, сотрудник ФБР не выказывал той религиозной ограниченности и суеверий, с которыми Оскар сталкивался среди более примитивных христиан, протестантов и католиков. А Келлер даже не признавал христианства. Особенно Келлер с его непринужденными, доброжелательными манерами совершенно не походил на ознобленного нервного «ненавистника», каким по представлению Оскара должен был быть антисемит.

       Помимо этих соображений, было некое правдоподобие в том, что утверждали оба этих человека, и это действительно его беспокоило. Он был уверен, что есть какая-то «хитрость», и что очевидный смысл их утверждений развалится при более тщательном изучении. Однако, до сих пор, перебирая в голове их доводы и обращаясь к книгам в собственной библиотеке, он не мог найти, в чем они ошибаются. У Оскара был список из десятка изданий, которые он хотел просмотреть в Библиотеке Конгресса, чтобы решить этот вопрос.

       Во время долгой поездки домой с лыжного курорта в понедельник ночью, когда Аделаида уснула, положив голову Оскару на колени, он впервые смог поразмыслить над причинами, почему его так беспокоит антисемитизм Келлера и Райана. Больше чем отрицательный стереотип евреененавистников, который он слепо воспринял из средств массовой информации, его беспокоило противоречие с его собственными идеями, касающимися расы и истории, которые нелегко ему дались, и от которых ему было непросто отказаться.