Охотник

       Впервые с момента их знакомства, Оскар не обращал внимания на обнаженное тело Аделаиды рядом с ним. Несмотря на ее теплоту и опьяняющую близость, он был холоден и напряжен. В животе стоял комок. У Оскара было тошнотворное ощущение, что вся эта затея с Солом – ужасная и глупая ошибка. Слишком многое могло пойти не так, как надо. Как он мог оказаться таким наивным и ребячливым, чтобы считать, что он может таким образом обмануть миллионы зрителей! Почти наверняка кто-нибудь из людей Колдвелла рядом с Солом немедленно обнаружит обман и разоблачит его. Оскар начал потеть, и в его голове мелькнула отчаянная мысль, что, может быть, еще есть какой-нибудь способ передать Солу, отказаться от всей этой затеи.

       Нет, слишком поздно! На экране один из помощников Колдвелла, который только что закончил дирижировать пением гимна, уже представлял Сола. Оскару было так жутко, что он едва осмелился посмотреть, как Сол начал свою мини-проповедь. Он бросил быстрый взгляд в лицо Аделаиды. Она была поглощена тем, что происходило на экране. Оскар не рассказал ей о приспособлениях, которыми он снабдил Сола. Ади знала только, что этим утром Сол должен был постараться затмить всех в шоу Колдвелла, отступив от сценария и устроив собственное представление. Он повернулся к телевизионному экрану.

       – Братья и сестры мои, Иисус, Господь Бог наш повелевает, чтобы все мы любили друг друга как братья и сестры, независимо от нашего места в жизни, независимо нашего цвета кожи и расы, независимо от нашей национальности; да, так он повелевает: это его завет всем нам. – Сол произносил свои слова с какой-то блаженной отсутствующей улыбкой. Уже почти подошло время ему закончить и уступить кафедру проповедника Колдвеллу.

       Внезапно голос Сола сдавленно прервался посреди банальности, как будто он пытался проглотить большую куриную косточку, а она застряла у него в горле. Его тело застыло в неловком, судорожном положении, а улыбка на лице мгновенно сменилась напряженным выражением, которое казалось смесью благоговения и страха, как у человека, с непреодолимым очарованием смотрящего в раскаленное добела жерло разверзающегося вулкана, который вот-вот испепелит его.

       И тут Сол заговорил снова, но на сей раз каркающим, хриплым шепотом:

       – Господи Боже мой, твоя власть, твоя власть! – Казалось, что он совершенно поражен чем-то, что видит лишь он один. Но это состояние продолжалось всего пару мгновений. Вдруг скованность и неловкость покинули его тело так же быстро, как и появились, и он выпрямился во весь свой огромный рост. Казалось, будто он внезапно стал еще больше. Теперь выражение его лица стало совершенно другим. Вместо страха появилось спокойствие; вместо благоговения – величие. Сол направил свой проникновенный взор, теперь горящий огнем, который он устремил из сокровенных глубин прямо на зрителей. Медленно поднял руки. И Оскар вздрогнул, заметив, как огонь засверкал в волосах Сола.

       Голос Сола, но голос, совершенно не похожий на тот голос, которым он читал свою проповедь, загремел:

       – Внимайте! Я снова сошел к вам во имя вашей жизни вечной. Через него, моего слугу, я буду говорить с вами. – Сол прижал правую руку к своей груди. – Внимайте и повинуйтесь!        С этими последними словами, которые как раскаты грома прокатились по открытой съемочной площадке и, как эхо, отразились от отдаленных гор, огни в его волосах погасли. Выражение лица Сола изменилось еще раз, с величия вновь на благоговение, но на сей раз смешанное с удивлением, а не страхом. И одновременно Сол, казалось, уменьшился в росте на несколько сантиметров. Очевидно плохо соображая, он несколько мгновений стоял молча, а потом повернулся и неуверенным шагом пошел с кафедры проповедника, тогда как Джерри Колдвелл с убитым лицом поспешил занять его место.

       – Боже! – воскликнула Аделаида. – Это был действительно Сол? – Она была явно потрясена.

       – Да, – ответил Оскар, чувствуя себя несравненно лучше, чем всего минуту назад. – Это был наш Сол.

       – Но над его головой было сияние! Он выглядел как бог!

       Оскар повернулся и снова взглянул на Аделаиду. Она казалась пораженной почти как Колдвелл. На трезвый взгляд Оскара образ нимба получился очень слабым, чуть заметным. Он не заметил, чтобы что-то струилось над головой Сола, лишь несколько огоньков вдоль волос заставляли их немного светиться. Но Аделаида, не зная использованных хитростей, думала, что она видела больше. Очевидно, у нее сработало самовнушение. Он надеялся, что это сработает и с остальными телезрителями.

       Аделаида, все еще глядя на телевизионный экран, где Колдвелл неловко и без всякого выражения пытался вернуть внимание аудитории, хотела сказать что-то еще, но Оскар быстро накрыл рукой ее рот. Мягко, но уверенно он снова положил на подушки. Потом стянул с нее одеяло, открыв великолепные выпуклости ее груди. Его жадный рот нашел один из ее сосков, а свободная рука под одеялом нежно ласкала и гладила ее бедра. Через несколько мгновений она расслабилась и затем начала нетерпеливо отвечать на его ласки.

XXV