Аманда Штерн не растекается лужицей от парочки фривольных слов. Мало ли какие комплименты мне говорили? И не единожды передавали целые поэмы, свёрнутые тугим свитком. Да любовными письмами, посвящёнными мне, я могла бы выстелить всю дорогу от Аугсбурга до Вольфаха! И осталось бы ещё немного исписанных листов, чтобы растопить камин! Но саму себя не обманешь: и нарочито-небрежное слово «крошка» прокатывается по коже так, словно по ней проходится шершавая, мозолистая ладонь Рика.
Преподобного Марка, оказывается, не так-то просто найти. В соборе его не было. Служка сказал, мол, преподобный обходит страждущих, и назвал парочку имён. Названные страждущие отрицательно машут головой: нет-нет, преподобного не было, но теперь надо бы позвать, раз такие дела творятся в Вольфахе…
Мы возвращаемся: служка потрясенно почёсывает безбородые щёки и осторожно замечает, что преподобный собирался сегодня посетить строящуюся на средства горожан часовню. Часовня стоит на самой окраине города. И строится она столько, сколько я себя помню. По одному ряду кирпичей за месяц, должно быть. Возле стен копошатся, на удивление, двое рабочих, но преподобного Марка они в глаза не видели.
Уже вечереет. Нам становится понятно: преподобный Марк безбожно соврал о том, где он сегодня собирается находиться. И внутри меня крепнет уверенность: он что-то знает…
Глава 42. Охотник
— Стучи сильнее! — подначивает меня Аманда.
— Как скажешь…
Свет в окнах дома преподобного Марка не горит, но я знаю, что он внутри. Поэтому я просто как следует налегаю плечом на дверь и засов с той стороны не выдерживает. Он вырывается с петель и падает на пол. В доме темно. Но, судя по всему, преподобный сидит на кухне. Я никак не маскирую своего присутствия. А это было бы смешно с выдранным к чертям засовом!.. Я иду через весь дом, громыхая сапогами. Аманда держится за моей спиной. Не лезет вперёд, и на том спасибо. А то от этих святош можно всего ожидать!..
— Преподобный, ты бы свет зажёг! Может быть, свет Божьего провидения освещает тебе путь. Но мне он ни хрена не освещает. И крошке Аманде, кстати говоря, тоже. Поэтому вытащи свою задницу из чулана и зажги пару свечей.
Слышится шорох и приглушённый голос. Я пинком вышибаю неприметную дверь и вытаскиваю из чулана преподобного за шиворот, как следует встряхнув его перед этим. Он грузным мешком оседает на скамью.
— Свечи на полке, — соизволяет, наконец, вымолвить святоша. Я зажигаю свечи и ставлю их на стол. Преподобный Марк выглядит не лучшим образом: пухлые щёки обвисли, под глазами залегли чёрные тени. Жиденькие бесцветные волосы прилипли к голове. Преподобный Марк отирает пот со лба и, наконец, приходит в себя выдавливая:
— Мир вам, дети мои.
На мой взгляд, звучит неубедительно. Я накидываю верёвку на спинку стула и разваливаюсь на нём, наблюдая за преподобным. Преподобный зачем-то ковыляет к стене и снимает с неё серебряное распятие, протягивает Аманде. Та, поколебавшись, всё жё прикладывается губами к серебряному распятию. Преподобный Марк тыкает крестом в мою сторону. Я отталкиваю его рукой, стараясь не касаться креста, но преподобный всё же умудряется мазнуть по мне серебром, словно от этого я стану чище и лучше, чем есть. Я морщусь и вытираю руку о брюки.
— Э нет, дружище… Я не стану слюнявить вот это…
Аманда бросает на меня возмущённый взгляд, но ничего не высказывает вслух.
— Лучше расскажи-ка нам… Преподобный. Что за хрень творится в Вольфахе.
Преподобный вздрагивает, но молчит. Я кладу на стол весомый аргумент, направляя его дулом в сторону святоши.
— Это лишнее, — сглатывает преподобный, — и мне нечего скрывать. Но и чужие тайны я раскрывать не стану.
— Мне плевать на чужие тайны. Но странное совпадение. Что в случае с бабкой Аманды, что с хрычом Якобом ты был последний, кто с ним разговаривал. А потом обоих нашли в кровати растерзанными. Ничего не хочешь рассказать?
Преподобный Марк крестится, глядя на Аманду, и зачем-то напоминает, что именно он проводил обряд её крещения.
— Эй ты, сюда смотри!
Дуло ружья утыкается святоше во второй подбородок.
— Желание рассказать нам всю правду прямо сейчас резко возрастает, не правда ли?
Преподобный согласно трясёт головой и отирает пот со лба.
— Я удовлетворю ваше любопытство. И думаю, что Аманда имеет на это право, так как дело касается её бабушки Магды. Но имён не назову. И можешь не тыкать в меня своей пукалкой, Охотник. А теперь извини, надо горло смочить.
И преподобный ныряет рукой в карман сутаны, доставая фляжку, проворно свинчивает колпачок и делает пару глотков.
— Прежде всего, скажу, убийства — это не только звериная жестокость и изуверство. Но по моему скромному мнению, это всё отголоски прошлого.
Преподобный Марк вздыхает и ещё раз прикладывается к фляжке.