Охотник на шпионов

– Вот этого я не знаю. Дело в том, что кроме него при подрыве батарей форта Ино числятся погибшими еще человек тридцать, могил которых никто не видел. Пишут, что батареи тогда взрывали в большой спешке, лишь бы они не достались белофиннам. В некоторых книжках написано, что там вообще была измена и кто-то из бывших офицеров хотел сдать батареи белофиннам в целости и сохранности, из-за чего погибшие красвоенморы подорвали огневые позиции и погреба с боезапасом вместе с собой. При этом очевидцы тех событий рассказывают совсем не то, про что пишут в книгах. Так что, если человек значится в списках погибших, но нет ни свидетелей его смерти, ни даже могилы, это неизбежно наводит на некоторые размышления.

– Что сказать – умный у вас папа, товарищ младший сержант. Да и сами вы тоже, как я погляжу, не дурак. Ладно, как говорится, замнем для ясности и примем эту вашу версию за рабочую. Я по своей линии, когда будет такая возможность, эту информацию доложу наверх кому надо, а уж они там пусть проверяют, если сочтут нужным. А вы, товарищ Игнатов, не вздумайте никому рассказывать о нашем сегодняшнем разговоре. Даже папе и маме. Да и о мандате за подписью товарища Мехлиса тоже помалкивайте. А то мало ли. Сами знаете, как у нас бывает – узнают о родственнике за границей, и прощай, нормальная жизнь, университет и прочее.

Если точнее, меня больше беспокоило, чтобы будущий академик чисто случайно (например, по пьяни или в каком-нибудь личном разговоре про другое) не натрепал каким-нибудь местным командирам, политработникам и прочим особистам о том, что какой-то странный столичный майор с подписанной самим Львом Захаровичем Мехлисом ксивой, которому явно больше нечем было заняться, вдруг приперся прямиком из Ленинграда к нему в окружение, и все только лишь для того, чтобы узнать про какие-то там папины «ошибки молодости». Если он так, не дай бог, сделает, они точно офигеют (поскольку на самом деле меня здесь как бы нет, сюда никого похожего не посылали и никаких полномочий ему не давали, а мой здешний однофамилец, реальный корреспондент «Красной Звезды», еще даже не приехал из братской Монголии) и сильно возбудятся, потому что, по их представлениям, я буду выглядеть стопроцентным вражеским шпионом. При этом самого Игнатова и его родителей могут очень крепко взять за цугундер, в результате чего биография нашего дорогого Объекта снова может претерпеть серьезные и не предусмотренные ранее изменения. Так что пусть лучше этот будущий теоретик темпоральных полей стоит, боится и помалкивает себе в тряпочку.

– А про университет вы откуда знаете? – удивился Игнатов.

– Ну, некоторые элементарные вещи, вроде места, откуда вас выдернули в ряды РККА, в личном деле все-таки значатся.

– Что значит «выдернули»? – прямо-таки вскинулся еще более удивленный потенциальный академик. – Я вообще-то на эту войну пошел добровольцем!!

Ну и дурак – чуть не сказал я на это вслух, но, к счастью, вовремя спохватился.

– Так вы меня поняли, товарищ младший сержант? – спросил я вместо этого. – Или мне с вас следует взять подписку о неразглашении по всей форме?

– Никак нет, товарищ майор! Все ясно! И без подписки!

– Молодец, товарищ младший сержант! Четко отвечаете и быстро соображаете! Все бы так! В общем, о том, что мне рассказали, не трепитесь. От этого лично для вас может зависеть многое, уж поверьте мне.

– Так точно, товарищ майор!

– Ну, хорошо. Тогда пошли обратно.

Через пару минут мы влезли в заметно потеплевшее нутро фургона. Кюнсты молча сидели на табуретах у верстака, прислонив свои винтовки к стенке. И по ним было видно, что они все время настороже, словно цепные собаки – сели они так, чтобы видеть все, что происходит в ремлетучке, и одновременно за пару секунд дотянуться до своих винтовок. Вот же Терминаторы… Категорически не озонировавшие воздух рубаха и носки с веревки уже исчезли (какие они вежливые, однако!), а разоблачившийся до гимнастерки Шепилов стоял на четвереньках перед печкой, просовывая в ее прямоугольное отверстие поленья. Видимо, в основном из-за этих его действий в ремлетучке и стало жарче. Два снятых с печки закопченных котелка теперь парили на верстаке. Здесь же были выставлены три объемистые металлические кружки.

– Кроме кипятка, угостить вас, увы, нечем, товарищ майор, – сказал он, будто извиняясь. – Чем богаты, тем и рады.

– Жесть, – сказал я на это, попутно вспомнив анекдот про зеков в бараке, которым раздавали чай: «Гражданин начальник, а сахарку дадите? А может, тебе еще и заварки туда налить?» Невесело усмехнувшись про себя, я снял шапку, поставил автомат рядом с самозарядками Кюнстов и поднял с пола свой туго набитый вещмешок.

– Какая жесть? Где? – не понял между тем Шепилов и тут же начал испуганно озираться в сторону печки. Н-да, тут я, похоже, изрядно тупанул, ведь в 1940-е годы это словечко имело лишь одно, вполне традиционное значение и ничего, кроме тонкого листового железа, не обозначало.