Охотник на шпионов

Троица воинских начальников снова переглянулась, а капитан после моих слов стал из бледного прямо-таки красным – пятнами, как бывает у алкоголиков (когда быстрее всего остального краснеют или синеют нос и щеки). И в этот самый момент я уловил нечто, что заставило меня принюхаться. Втянув воздух поглубже носом, я вдруг понял, что дорогой наш Брячиславцев (а возможно, что не только он один, но и его коллеги), как принято выражаться в таких случаях в нашей стране, либо датый, либо, как минимум, с сильного бодуна. До этого характерный кислый запашок успешно отбивали ароматы горящей керосинки. Для храбрости он употреблял горячительное (причем явно без закуски) или же ради сугрева – фиг его знает, но так или иначе опьянение или похмелье сразу объяснило очень многое в его внешности (выходит, красные белки глаз объяснялись вовсе не недосыпом), словах и мотивации. В принципе, в таких случаях запить можно и из-за банального страха, и через гипертрофированное чувство ответственности. Здесь вполне могло быть сочетание того и другого. Ведь на пресловутой «войне с белофиннами» смерть товарищей и подчиненных еще не стала ежедневно обыденной (как позднее, например, в период грандиозных сражений 1942—1943-го). Правильно говорят, что смерть одного или нескольких людей – горе, смерть десятков или сотен – трагедия, а вот гибель десятков тысяч и миллионов – это уже, увы, статистика. Так что на здешних командиров относительно большие и, частично, напрасные потери этой войны должны были производить весьма тяжелое впечатление Ну и как тут не запить, особенно если под рукой есть спиртное?

– Слушайте, майор, – сказал, похоже, слегка подумав, Брячиславцев. – Я уже вам сказал – прорыв вашего сводного отряда и прочее, это ваше дело и ваша ответственность. Я вам приказывать не могу, не уполномочен. Но все-таки попробуйте поддержать нас, чем сможете…

– Как вы себе это представляете? Чем именно мы можем вас поддержать и что вы вообще намерены делать?

– Сегодня в 16:00 мы начнем. Попробуем пройти по второй дороге. Впереди пустим несколько танков, а за ними грузовики с ранеными.

– Что сказать – план прямо-таки «гениальный». А вы учитываете, что сейчас, зимой, темнеет уже в 17:00?

– Учитываю.

Ну хоть это он учел. Зато, похоже, не учел много чего другого…

– Допустим, вы пошли на прорыв по вашему плану. Здесь, вне дорог легкие танки еле ползают, а других ни у вас, ни у нас нет. Кругом снег глубиной от метра и более, под которым сплошь и рядом скрыты ямы, валуны, пни и прочее. Толщина деревьев здесь такая, что ни БТ, ни Т‐26 их так просто не повалит. Значит, пойдете вы на прорыв, как и до этого, по дороге, колонной. Я все верно излагаю?

– Да.

– Рассказать вам, чем это снова закончится? Для начала, первые пару танков белофинны могут элементарно поджечь бутылками с бензином, а уж если у них, как я предполагаю, танки или тяжелые ПТР – они подобьют передние машины с запредельной для ответного огня дистанции. От танковых «сорокапяток» с их крайне слабым фугасным действием снаряда в этих лесах толку немного, а от бронебойных болванок такого калибра – тем более. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– Чудненько. Рассказать вам, что будет дальше? А дальше головные танки загораются, останавливаются и наглухо затыкают дорогу. Одновременно быстро темнеет, но из-за горящих танков и машин белофиннам все будет прекрасно видно. А как эти чертовы фокусники стреляют, вы уже должны знать. В итоге вы понесете ненужные дополнительные потери и ни с чем вернетесь обратно, на исходные. Примерно так все и будет. Это вам не Фуэнтес-де-Эбро, товарищ капитан, тут вы свои танки в линию не развернете!

– Ого, – заметно удивился Брячиславцев, слегка оживляясь. – А про Сарагосу и Фуэнтес вы, товарищ майор, откуда знаете? Я же сейчас про это вроде не говорил! Были там, что ли?

– Врать не буду, товарищ капитан. Не был. Но вообще-то про это тогда много в газетах писали, фотографий, что характерно, не печатали, а вот фамилия ваша мне оттуда и запомнилась. Элементарная хорошая память и внимательность. Согласитесь, что совсем не трудно сопоставить довольно редкую фамилию с правительственной наградой на вашей груди и давними фронтовыми репортажами. Ну а чуть подробнее мне про Интернациональный танковый полк рассказывали люди, которые там, то есть в Испании, были лично. Я же по первой профессии военный журналист.

Вот тут я, пожалуй, все-таки хватил лишку. Поскольку «люди, которые были в Испании» в военной и журналистской среде образца 1940 года, это в основном разные «враги народа» вроде Михаила Кольцова и прочих – советская власть (как, впрочем, и иные мировые власти) очень не любила проигранные войны. И если мой собеседник вдруг начнет уточнять детали, мне это может выйти себе дороже – я же не знаю, к примеру, что и где пили и с кем спали в этой самой республиканской Испании героические советские танкисты. А тот, кто побывал там лично, по идее, должен такие мелочи помнить. Но, на мое счастье, ветеран-орденоносец не стал спрашивать у меня ничего такого.