Охотник на шпионов

– Вот то-то и оно, дорогие товарищи. Лошадей надолго не хватит, патронов, судя по всему, тоже. Может быть, все-таки не стоит ограничиваться полумерами, а как можно скорее прорываться к своим, бросив транспорт и неисправные танки, как и приказывает штаб фронта? Хотя, о чем тут еще говорить, раз соответствующий приказ есть, но вы находите возможным его обсуждать? Что же, я вас честно предупредил о возможных последствиях. Но, если вы считаете, что есть смысл сидеть в окружении и дальше, ожидая, пока вас тут перебьют всех до единого, – ради бога.

Не знаю, чего уж я ждал, произнося сей монолог. Но, к моему удивлению, слова об обсуждении приказа (а ведь за такое во все времена командиров любой армии отдавали и отдают под суд!) не произвели на собравшихся никакого впечатления. Они тут что – вконец отупели от безнадеги и пьянки? Да не похоже – если бы им все действительно было похер, они сидели бы на задницах тихо и не затевали бы эти дурацкие телодвижения вроде попытки прорыва ради спасения раненых. Хотя чужая душа – всегда потемки…

– У вас ко мне еще вопросы есть? – спросил я в возникшей тишине, выдержав некоторую паузу, которой я давал им последнюю возможность передумать.

– Нет, – сказал (опять за всех троих) орденоносный капитан.

– Тогда, товарищи командиры, я поехал. В общем, я вас понял. Дорогу разведать мы попробуем. И это, видимо, все, что я смогу для вас сделать. Если передумаете насчет общего прорыва – пришлите в течение ближайших суток связного.

– Хорошо. Спасибо, товарищ майор, – сказал Брячиславцев, и по его тону я понял, что никаких связных он посылать не будет.

Наверное, мне стоило сказать им «прощайте», но я этого не сделал. Просто взял автомат поудобнее и молча вышел из автобуса на мороз. Пошел воевать дальше, а они остались. Потом я спрашивал себя – все ли я сделал в этой ситуации? И, чем дальше, тем больше понимал, что винить себя мне не в чем. Ведь эти люди все равно должны были погибнуть. А я, как совершенно неожиданно возникший в их судьбе «неизвестный фактор», сделал все, что мог, пытаясь изменить их невеселую судьбу. И, видит бог, выбор у них был. Если бы они послушали меня (плевать на то, что приказ был липовый, возможность остаться в живых все равно перевешивала все возможные кары и наказания) – возможно, остались бы в этих чертовых снегах не все.

А так, увы. Кстати, еще одним вариантом для них был финский плен. Ведь далеко не все на этой войне дрались до последнего (кстати говоря, не очень-то осознавая, за что они вообще погибают – как-никак на Зимней войне никакая Москва у них за спиной не маячила), окоченев прямо за танковыми рычагами, так что достать из подбитых машин и похоронить их ледяные статуи было неслабой проблемой – кое-кто тогда все-таки предпочел плен смерти. Но, подозреваю, что это был очень хреновый вариант для этой троицы. Хотя бы потому, что о пленных периода Зимней войны мы знаем только то, что они были (в количестве нескольких тысяч человек), и ничего более. После заключения мира финны вернули абсолютное большинство этих пленных СССР, и дальше их следы как-то затерялись – в общей массе тогдашних «сидельцев» это была капля в море, а скоро началась и большая война, во время которой стало уже совсем не до их судеб. Хотя врать не буду – есть какие-то отдельные примеры тех (такие были, например, среди летчиков), кто тогда попал в плен к финнам, после возвращения прошел краткую проверку, не сел, был восстановлен в званиях и должностях, потом вполне успешно воевал в Великую Отечественную и, как говорится, «жил долго и счастливо».

Кстати, потом, уже после возвращения, я узнал, что этот «котел» тогда все-таки, вполне ожидаемо, додавили. На фоне массы финских архивных фото из большого «котла» в районе Леметти я нашел и десяток снимков с тем же характерным логотипом вооруженных сил Финляндии «Sa-Kuva», сделанных в очень знакомых декорациях. Там вроде все как обычно – ели, мертвые, заснеженные машины и танки, застывшие в причудливых позах трупы в снегу и прочее, но вот пейзаж вокруг был тот самый. И даже замаскированный ветками автобус, где мы совещались, на паре фото был, причем стоял он, судя по всему, на прежнем месте.

А что касается моих собеседников, включая так и оставшихся в моей памяти немыми (ведь при нашей единственной встрече они назвали мне только свои имена и звания) капитановых коллег (по-моему, они все-таки считали, что краснознаменец Брячиславцев знает, что делает, и, бездумно доверившись ему, как имеющему вроде бы реальный боевой опыт командиру, решили не соваться в оперативные вопросы – возможно, очень зря), то о них мне удалось узнать совсем немного. Документов по довольно короткой и непопулярной в СССР Зимней войне в архивах вообще не так чтобы густо.