Охотник на водоплавающую дичь. Папаша Горемыка. Парижане и провинциалы

— Жанна, мне нужны эти бумаги. Такова цена вашего счастья.

Вдова вскочила.

— Господин Ален, — промолвила она, — я честная женщина, а не какая-то воровка…

— Жанна! — вскричал молодой человек.

— Мой дядя, — продолжала она, — дал мне приют и, как бы дорого он ни заставлял меня за это платить, я живу в его доме, и я его должница. Я благодарна дяде за гостеприимство и не стану обманывать его доверие.

— Жанна, — сказал Ален, — но ведь мы можем обрести счастье только благодаря этим бумагам.

— Господин Монпле, — тихо, но вместе с тем с нажимом отвечала женщина, — когда я услышала звук ваших шагов в коридоре и открыла дверь, когда я увидела, как вы бледны и растерянны, когда я услышала крики гнавшихся за вами людей и топот ног за вашей спиной, я не ставила вам никаких условий; я не говорила вам: "Господин Ален, сделайте то-то, иначе я не стану вам помогать". Нет, открыв дверь, я встретила вас с распростертыми объятиями и открытым сердцем… Я испытывала какую-то мрачную радость, спасая вас ценой своего бесчестья. Ибо разве вы не спасли моего сына, рискуя собственной жизнью?..

— Жанна!

— Когда вы передали мне через моего сына, что желаете меня видеть, мое сердце, признаться, чуть не выскочило от радости, ведь я решила, что вы раскаялись, и подумала… Я ошиблась, господин Монпле, вы хотели меня видеть, чтобы предложить мне постыдную сделку… Я постараюсь забыть эту встречу. Прощайте, господин Ален!

— Жанна, Жанна! — воскликнул молодой человек, загораживая женщине дорогу.

— Вы мужчина, вы сильнее меня, Монпле, и я не стану с вами драться. Если вы собираетесь держать меня здесь до тех пор, пока мое отсутствие не будет замечено, пока моя честь окончательно будет загублена, — это в вашей власти, и мне останется только плакать. Но я надеюсь, Ален, что вы не поступите со мной так, как не поступили бы и с посторонней женщиной… Я прошу вас только об одном, сударь: забудьте, что вы… во мне нуждались и что я принадлежала вам душой и телом без всяких условий. А теперь позвольте мне пройти, Ален.

Молодой человек стиснул зубы от бессильного гнева; его лицо раскраснелось, а сердце сжалось от сознания собственного ничтожества по сравнению с этой женщиной; он посторонился и пропустил ее.

Жанна ушла, не удостоив охотника даже взглядом, не испустив ни единого вздоха; она открыла и затворила дверь без колебаний, и когда Ален подбежал к двери в надежде, что вдова вернется, он увидел ее в двадцати-тридцати шагах от Шалаша: в своем темном одеянии она уже почти слилась с темнотой.

Ален тяжело вздохнул и безвольно опустил руки.

О чем же он сожалел?

Может быть, о женщине, которая пожертвовала ради него всем, а он так дурно вознаградил ее за преданность?

А может быть, он оплакивал утраченную надежду когда-нибудь снова разбогатеть?

Скорее всего охотник скорбел и о том и о другом.

Если не бывает безупречно хороших людей, то и законченные мерзавцы тоже встречаются крайне редко.

XVII ВИНА ЧЕСТНОЙ ЖЕНЩИНЫ

Ален остался один; он был недоволен собой.

Время приближалось к часу ночи.

На небе всходила луна.

Молодой охотник взял ружье, ягдташ, провизию на целый день и вышел из дома.

Испытывая чувство стыда, он направился не туда, куда посылал мальчика, а в противоположную сторону.

Впервые после болезни Монпле собрался на пролет птиц. Он увидел, что все его охотничьи посты пришли в негодность из-за непогоды, а еще больше от запустения.

Ветер опрокинул его укрытия; бочки, в которых он подстерегал дичь, наполнились песком; каменные глыбы, за которыми он сидел в засаде, были разбросаны приливом; лагуны и лужи воды переместились в другие места.

Охотник был вынужден целый день обследовать местность и восстанавливать свои укрытия.

Дело было весной; в тот год зима продолжалась дольше обычного, и птицы летели на север большими стаями, поэтому с наступлением темноты Алену удалось подстрелить довольно много уток.

На рассвете он вернулся в Шалаш с тяжелой ношей.

Маленький Жан Мари уже встал и поджидал своего друга.

Он устремился навстречу Алену.

Но тот, улыбаясь ребенку, не решился расцеловать его, как обычно.

Войдя в дом, молодой человек огляделся, словно надеясь увидеть еще кого-нибудь, кто его ждал, и спросил:

— Что-нибудь произошло, пока меня не было?

— Ну да, господин Ален, — сказал мальчик, — приходил боцман Энен.

— А! Боцман Энен; что ему от меня понадобилось?

— Я не знаю, господин Ален, я знаю только, что он был чертовски зол.

— А! Он тебе это сказал?

— О! Ему не надо было этого говорить мне, я и сам видел. Комок табака так и скакал у него во рту, словно белка в клетке. Я только спросил у боцмана, не видел ли он мою матушку, а он в ответ сильно пнул меня ногой.

Ален ничего не ответил, но понял, что за это время в деревне произошло что-то новое.

Прежде всего он подумал, что вдова все рассказала моряку.

Но такой донос настолько был не в характере Жанны Мари, что молодой человек покачал головой, отвечая себе:

"Нет, дело не в этом".