Охотник за судьями

Она, запыхавшись, начала излагать новости — хихикая, как девчонка. Она рассказала, как миссис Андерхилл прятала сапоги мужа и даже преградила дверь своим телом. Как он клялся, что хочет быть лишь наблюдателем. Миротворческие силы! Как он у нее на глазах прокрался в сарай, оглядываясь через плечо, и выехал с другой стороны на лошади, разодетый, как испанский конкистадор, отправляющийся на битву с Монтесумой.

Ханкс равнодушно слушал. Да, но зачем она сюда приехала? В ее положении.

Она отвела взгляд.

Он спросил:

— Но зачем вы здесь? Вы что, не видите, к чему дело идет?

Она вызывающе ответила, что если будет война — а будет наверняка, ибо мужчины есть мужчины, а следовательно, глупцы, — она, Благодарна, принесет больше пользы здесь, чем в Киллингуорте. Там ей нечего делать, кроме как прясть и слушать ворчание миссис Андерхилл в адрес безмозглого мужа. Благодарна может ходить за ранеными. И вообще, она уже здесь и никуда отсюда не пойдет, и дело с концом.

— А где Балти? — спросила она.

Ханкс ответил. Она отвернулась, сделала пару шагов и пошатнулась. Ханкс поймал ее и посадил на пенек. Взял ее за руку:

— Я его вызволю.

Ханкс велел ей не говорить об этом никому, особенно Андерхиллу. Он только попытается помешать.

Открылась задняя дверь. Появился Андерхилл.

— Если хотите быть полезной, вот вам удобный случай, — шепнул Ханкс.

Он пошел прочь. За спиной у него послышалось:

— Капитан Андерхилл! Сам дьявол! Но с виду больше похож на бога войны Марса!

Андерхилл поперхнулся и начал заикаться. Он попытался упрекнуть Благодарну за приезд сюда, но у него ничего не вышло. Перевес сил был явно не в пользу старого солдата. Благодарна, как Леонид при Фермопилах, не отступала ни на дюйм. Она сказала, что приехала по просьбе миссис Андерхилл присмотреть за тем, чтобы капитан не нарушил своей клятвы.

Андерхилл увял под градом упреков, надулся и замолчал.

Ханкс добрался до ручейка, где ждал Леви на шлюпе.

Был прилив, течение шло на север. Весьма благоприятно.

— Туда, — показал Ханкс.

Леви, удивленный, показал на ближайшую точку противоположного берега:

— Но ваш друг там.

Ханкс объяснил, что собирается сделать. У Леви округлились глаза. Он улыбнулся. Ханкс сказал, что, если Леви не хочет в таком участвовать, он, Ханкс, его всецело поймет. Но в любом случае ему понадобится лодка.

Леви засмеялся. Наоборот, он хочет участвовать! Он ни за что не упустит такой возможности! Стёйвесант несколько раз пытался изгнать Леви и других евреев с Манхатоса. Но они, как и флиссингенские квакеры, обратились через голову губернатора прямо в Вест-Индскую компанию, которая в соответствии с голландскими правилами толерантности приказала Стёйвесанту прекратить. Леви сказал, что с удовольствием примет участие в плане Ханкса.

Ветер тоже был благоприятный. Они подняли парус и скользнули в течение. Шлюп резво летел на север в сгущающихся сумерках.

Балти сидел на кровати, привалившись спиной к стене и пытаясь убедить себя, что он не трус. Но почему тогда он чувствует себя таким трусом?

Разве Ханкс не велел ему сразу все выложить? В этом нет никакого позора. Под пыткой сдаются все.

Почему тогда так стыдно?

Когда тебе отпиливают ногу, требуют ли правила чести, чтобы ты наступил себе на горло и думал об Англии?

Что сделал бы сам Ханкс? Честный, смелый Ханкс. Он бы не довел до такого. Он бы выхватил нож у этого хорька-«хирурга» и отрезал бы ему голову. Он бы им всем отрезал головы. И четыре головы валялись бы на полу, как при игре в шары.

А что, если бы Ханксу не удалось выхватить нож, спросил себя Балти. Заговорил бы он? Никогда. Он бы стиснул зубы и сказал им: пусть хоть обе ноги у него отпиливают и убираются к черту.

Но Балти хотя бы не сразу капитулировал. Сколько он продержался? Он помнит, как нож дошел до кости. И с каким звуком. Потом все почернело, и когда Балти пришел в себя, над ним склонялся мерзкий Кунц с вопросом: «Ну что, путем протолшать?»

— Нет, черт побери, — ответил Балти, — не будем. Я подпишу ваше чертово признание. Черт бы вас побрал.

«Хирург» тут же превратился из Торквемады в Гиппократа, вытащил из своей «сумки Пандоры», полной ужасов, иглу, нить и бинты, посыпал рану порошком. Не желает ли мистер Балтазар лауданума, чтобы унять боль? Да… мистер Балтазар… желает… лауданума, чтобы унять боль… И идите вы все. Балти пожалел, что не умеет ругаться по-голландски.

А Кунц, мерзкий двуличный Кунц — как преобразился он! Из Великого Инквизитора стал сказочным джинном, исполняющим желания. Он пришлет еды. И вина. Какое вино предпочитает мистер Балтазар — белое или красное? Неужели он в самом деле такое сказал?

От лауданума у Балти помутилось в голове. Хитрые голландцы под видом еще одной любезности оставили ему всю бутылку. Сволочи.

Балти попытался вспомнить, в чем он признался. Вероятно, в том, что он английский шпион. Это отвлекающий маневр Кунца, у которого карманы наверняка набиты английским золотом, заработанным втайне, без ведома Стёйвесанта, за укрывание беглых английских цареубийц прямо под носом у губернатора.