За этого англичанина он не дал бы и пеннинга. Английские шпионы стоят пятачок пучок. Этот шпион был примечателен лишь своей исключительной глупостью. История про поиски цареубийц — нужно быть идиотом, чтобы такому поверить. В Новом Амстердаме нет никаких цареубийц. Стёйвесант бы знал. Это лишь очередная уловка, направленная на то, чтобы спровоцировать беспорядки и подогреть бушующую в Лондоне антиголландскую истерику.
Стёйвесант хотел вернуть своего попугая.
На Иоханна он готов был обменять дюжину английских шпионов. Но тут подстерегала проблема. Что подумает его начальство в Вест-Индской компании, узнав, что он поменял английского шпиона на птицу? А они точно узнают. Кунц об этом позаботится. Он и так ведет какие-то интриги в Амстердаме, пытаясь подсидеть Стёйвесанта. А эта история дает ему все карты в руки.
Старина Петрус не питал никаких иллюзий. Здесь его никто не любит. Его просто нельзя любить. Он самовластен, поборник строгой дисциплины, строг, суров, догматичен, неподатлив, вспыльчив и лишен чувства юмора. Но именно эти черты характера он считал необходимыми для управления колонией, отделенной от метрополии целым океаном, окруженной врагами (причем многие из них —
Таким образом, губернатор Новых Нидерландов чувствовал, что связан по рукам и ногам, когда глядел через стол на человека, который похитил его единственного настоящего друга. И вырвал одно из его прекрасных перьев. И теперь угрожал вырывать по перу каждый день, пока его сообщник находится под арестом. И еще он сказал, что, когда перья кончатся, он начнет отделять от Иоханна другие его части. Чудовище!
Кунц глядел на это с деланым
С той минуты, когда генерал получил требование о выкупе, Кунц отчаянно пытался убедить его сделать из Сен-Мишеля назидательный пример — повесить немедленно. Как еще поступать с английскими шпионами?
Кунц знал, что Сен-Мишель — не шпион. А Ханкс знал маленький грязный секрет Кунца. Если Кунц уговорит Стёйвесанта повесить Сен-Мишеля, то его приятель отомстит за это, убив птицу, и переговорам конец.
— Итак? — заговорил Стёйвесант.
— Вам известны мои условия, — ответил Ханкс.
— Почему вы думаете, что я готов обменять шпиона на какую-то птицу?
— Потому что вы согласились на эту встречу.
— А может быть, я хотел только заманить вас сюда. А? Чтобы посадить в тюрьму вместе с вашим сообщником, шпионом.
— Вы не смеете нарушить правило белого флага. И даже если предположить, что вам безразлична ваша собственная честь, вы не пожертвуете Иоханном лишь ради того, чтобы добавить меня в свой длинный список англичан — гостей Новых Нидерландов.
— Каких хостей? — спросил Стёйвесант.
— Уолли и Гоффа. И их прислужников — Джонса и индейца.
Стёйвесант треснул кулаком по столу:
— Вы продолжаете эту обвинительность! В Новом Амстердаме нет никаких цареупийц!
— Я верю, что вы этому верите.
Стёйвесант непонимающе посмотрел на него.
— Может быть, вам стоит расспросить своего заместителя, Кунца, о его частных договоренностях.
Кунц выхватил саблю из ножен:
— Как вы смеете!
— Кунц! — гаркнул Стёйвесант. —
— Хенерал, он меня оскорбил!
— Если дело можно уладить дуэлью, я готов, — сказал Ханкс.
— Никаких дуэлей! — рявкнул Стёйвесант.
Но семя сомнения было посеяно. Ханкс сказал:
— Если нам больше нечего обсуждать, я удаляюсь. А пока что — могу я получить ваше заверение, что с мистером Балтазаром хорошо обращаются?
—
— Я хотел бы вам поверить, сэр, но, видите ли, мне кое-что сообщили.
— Что именно?
— Что имели место пытки.
— Мы здесь никого не пытаем.
Кунц потел. Ханкс посмотрел на него и понял: он пытал Балти без разрешения Стёйвесанта. Пока старик в форте Оранж разбирался с могауками.
Стёйвесант тем временем поинтересовался, отчего англичанина на встречу с ним принесли в кресле.
— Он сам поранился. При попытке к бегству! — выпалил Кунц.
— Это не объясняет, почему из его камеры слышались крики, — ответил Ханкс.
—
—
—
Ханкс полез за пазуху и вытащил перо. Это было поменьше, ярко-желтое. Он положил его на стол Стёйвесанта рядом с первым, отступил на шаг, учтиво поклонился и вышел. В комнате остались два голландца — один багрово-красный, другой бледный.
Глава 43
Цинциннат сражается[58]
Атмосфера в брёкеленском доме переменилась — дружеское веселье товарищей по оружию сменилось характерным затишьем перед битвой. Фанфаронство и кружки пива были отставлены. Пришла пора осматривать оружие и писать прощальные письма.
Приехал Уинтроп.