Охотник Зеро

Натали не могла не приводить в восхищение, особенно в сравнении со мной. Она была ловкая, веселая, сыпала шуточками налево и направо, я — неуклюжая до безобразия и замкнутая в себе. Она всегда говорила с апломбом, поражая нас арабскими словечками и выражениями. Я же с трудом могла выдавить из себя едва пару слов. Когда я пыталась над чем-то задуматься, ни одно слово не приходило мне на ум. Мой мозг был одной сплошной черной дырой, из которой всплывало время от времени мое волнение. Мне подвластны были только цифры. Я была первой в классе по математике, Натали — по французскому. Еще у нее было одно увлечение — танцы. Она всем вокруг заявляла, что, когда вырастет, станет танцовщицей. Кроме нее я не находила объекта для своей любви и сама не знала, кто я. Во мне жила незнакомка. Я же хотела, чтобы во мне жила она. Поскольку я не была богата на слова, я была обречена проявлять свою любовь в поступках. Я делала за нее задания по математике, я заплетала в косички ее длинные волосы. Я умоляла бабушку купить именно тот стиральный порошок или пачку кофе, за который давали в подарок брелок, пополнявший коллекцию Натали. Что касается Натали, она просто позволяла мне ее любить. Она великодушно принимала мою любовь, над которой мягко подшучивала, и ее шутки сладким эхом отзывались в моей душе, потому что служили доказательством ее интереса к такому ничтожеству, как я. Почему же она никогда не злоупотребляла своим могуществом? Ее приказания были слишком благоразумны. Мне хотелось исполнить ее любую, самую безумную прихоть. На уроках я любовалась ее лицом, изменчивым, как апрельское небо. Подвижность ее черт, прозрачность ее облика вгоняли меня в транс. Когда я смотрела на нее, мне казалось, что я читаю мысли и понимаю ее чувства. Она выбрала меня, меня, самую никчемную и неприметную букашку на свете. Признательность к новенькой однокласснице переполняла меня. Однажды мы пошли классом в Комеди Франсез на «Сирано де Бержерака». Я тут же поняла, что Кристиан де Невиллет — это моя роль, мы были так похожи, правда, со своими куцыми волосиками я не могла претендовать на звание красотки. Пьеса понравилась всем. Мы разучили все отрывки на тему носа, и Сирано стал для нас настоящим идолом. Только я единственная понимала горе Кристиана, но, само собой, была неспособна отстоять свою точку зрения.

Бабушка бранилась, говорила, что смотреть на меня не может. А мне опротивело дома, я хотела быть с нею, я старалась возвращаться к себе вечером как можно позже. Я читала «Трех мушкетеров», потому что Натали читала «Трех мушкетеров». Я худела, чтобы иметь такую же фигуру, как у нее. Ах, как я хотела быть на нее похожей, забыться в головокружительной страсти стать такой, как она. Но она-то точно этого не хотела.

Она давала понять, что ей интересна моя жизнь. Я часто приходила к ней домой, где меня всегда принимали с распростертыми объятиями ее мать, братья и сестры. Этот многолюдный дом, где все громко разговаривали, перебивая друг друга, с пронзительной очевидностью подчеркивал тоскливую атмосферу дома, где жила я. Я как могла отбивалась от попыток Натали зайти в гости на улицу Бьенфезанс, оправдываясь тем, что моя мать больна. Но, в конце концов, она заявила мне, что это не аргумент, и, несмотря на мои поначалу робкие, затем все более и более отчаянные попытки удержать ее, она решительным жестом приказала мне открыть дверь.

Ключ от дома мне не доверяли, нужно было позвонить. Я до сих пор вижу два маленьких силуэта, расплывчатых в полумраке лестничной площадки. По мере того, как к нам приближалось шарканье волочившей ноги бабушки, я сжималась на глазах, я проваливалась под землю, я превращалась в один сплошной ноль. Через мгновение я буду уничтожена, раздавлена в глазах Натали. Я злилась на нее за причиненное унижение, но сделать что-либо была не в силах. Я взмокла от волнения, и с тех пор, кстати, всегда потела, когда волновалась: ничего не могла поделать с атаками потных сил. Наконец открылась дверь, бабушка озадаченно уставилась на нас, когда я знакомила ее с Натали, но потом она улыбнулась, вроде бы искренне обрадовалась приходу Натали, которой задала тысячу вопросов, пока готовила для нас чай, а Натали со смехом отвечала, рассказывая про свою жизнь. Я была задета до глубины души. «Ну, давай, ступай, познакомь свою подружку с мамой», — проворковала бабуля, поворачиваясь ко мне. Натали уже вскочила со своего стула, словно у нее не было других срочных дел, как познакомиться с моей матерью. Я с такой силой схватила ее за руку, словно хотела оторвать ее. Внезапно всплывшая из глубины злость душила меня. Впервые я по-настоящему злилась на окружающий мир.

Окна были прикрыты шторами, через которые свет едва-едва пробивался в комнату. Мама, позабыв о картах, которые были разложены перед ней, даже не пошелохнулась, когда дверь отворилась. Невидящим взглядом она уставилась в стену напротив.

— Мам, познакомься, это Натали, моя одноклассница.