Беглецы жадно глядели на мамонтов. Уа дрожал от нетерпения. Ноздря облизывался. Ао и Улла крепко сжимали копья.
Стадо медленно приближалось к озеру. Впереди шли слонихи, за ними детеныши, а сзади — самцы. Охотники наскоро оглядели окрестность и быстро перетащили пожитки на ближайший холмик. Там они и стали устраиваться. Ао и Улла спустились к зарослям ивняка наломать побольше сухих веток. Балла расстелила оленью шкуру и стала кормить малыша. Канда и Цакку отправились к ручью за водой. Волчья Ноздря и Уа исчезли надолго. Они пошли поглядеть, что делают мамонты. Они вернулись, когда от озера поползла белая полоса тумана.
Трещина
С тех пор, как беглецы наткнулись на мамонтов, женщинам стало еще тяжелее. Охотники ни за что не хотели потерять из виду горбатых зверей.
Если утром стада не было видно, Волчья Ноздря отыскивал свежий след, и все четверо мужчин пускались вдогонку, Хуммы не делали больших переходов. Днем, они паслись по ивнякам, на ночь поднимались в высокую сухую тундру. Они не любили, как и люди, туманов.
В низине лежал лед. Это был серовато-белый слежавшийся снег. Он копился здесь веками. Каждую зиму метели наваливали сверху много свежих сугробов. Каждое лето солнце старалось растопить их. Но это никогда ему вполне не удавалось. Это и был край Великого льда.
В долину Большой реки заходил нижний выступ ледяного покрова. В самом южном конце его из ледяного грота выбивались мутные потоки воды. Здесь было рождение Большой реки. К ее сырым и грязным берегам приходило стадо хуммов, чтобы напиться.
На ночь наши беглецы разводили костер и жарили на нем куски оленины, выкопанных из нор жирных пеструшек, или бросали на уголья зубастых щук. На каждой стоянке в землю втыкали дротики охотников. На них натягивались оленьи шкуры, получался меховой навес, защищавший ночевщиков от холода.
Ао просыпался с рассветом. Он первый вылезал из шалаша и любил постоять и прислушаться к утренним голосам. Тундра была полна жизни. В ивняке распевали свои трели варакушки[4]
. Полярные жаворонки, подорожники и желтые трясогузки подавали свои нежные голоса.У берегов речушек, озерков и непросыхающих луж суетились бесчисленные кулички, кричали красноглазые морские сороки, реяли чайки и вилохвостые крачки. Хищным полетом стремительно проносились темные поморники, квакали в кустах белые куропатки, на воде крякали утки, гоготали гуси, трубили лебеди и отчаянно, звонкими и печальными стонами голосили вдали северные гагары.
Летом дождей почти не было. Небо большей частью было ясно, только порою со льда наползали туманы, и тогда тело охватывала пронизывающая сырость.
Лето перешло уже на вторую половину. Ночи становились длиннее и холоднее. Последние дни женщины стали часто плакать. Они ничего не говорили, но мужчины догадывались в чем дело. Женщинам хотелось теплого жилья. Они устали переходить с места на место. Нужно было бы сделать землянку, но здесь не было подходящего места. Топлива тоже было мало. А на зимнее время нужно много, много огня. Охотники сами понимали, что пора уходить, но все медлили.
Кто же их удерживал?
Хуммы!
Каждый день мужчины ходили по следам носатых чудовищ. Они изучали их тропы и стоянки. Один раз Уа, запыхавшись, прибежал к костру. Он хлопнул Ноздрю по спине и таинственно показал ему в сторону льда. Охотники сейчас же исчезли вместе с ним. Они не вернулись в этот день на стоянку.
Женщинам пришлось ночевать одним. Ночью северный ветер нагнал снежную тучу. Снег падал хлопьями и завалил кусты и кочки. Было страшно. То и дело, приподняв край полога, вглядывались женщины в темноту ночи. Но никого и ничего не видели в ночном сумраке.
Мужчины не пришли и на второй день. Что с ними случилось? Наконец, женщины не выдержали и отправились их разыскивать. Везде бежала вода. Снег начал таять. Яркие лучи солнца слепили до боли глаза. У края ледника лежали груды песку. Между ними текла вода. Итти было трудно. И куда итти? Цакку заплакала. Она делала это всегда, во всех трудных случаях. Канда взобралась на холмик, чтобы оглядеть окрестность. Кругом были видны темные вершины холмов. Среди них белели отроги ледника. Ниже шумели бегущие потоки мутной воды. Вдали синели холмы, подернутые влажною дымкой.
Это были времена, когда царство льда дрогнуло и стало медленно отступать к северу. Тающий лед оставлял на месте глину, песок и камни. Целые груды их громоздились здесь и там. Песчаные холмы тянулись неправильными грядами. Они обозначали старые границы льда, когда оледенение было еще более мощным.
Между холмами сверкали синие зеркала озер. Мелкие болотистые речки сочились по низинкам, пробираясь к верховьям Большой реки.
С верхушки холма Канда видела десятки озер. В чистой воде их, как в зеркале, отражалось голубое небо. Дальше, за холмами, озер уже не было видно. Но по белым пятнам тумана можно было догадаться, где скрывается водяное стекло.
Полярные совы неподвижно сидели на верхушках холмов. Белые перья их сверкали на солнце, как круглые снежные комья.