Наконец, отбомбившись, бомбардировщики улетели. Наступила внезапная, звенящая тишина… Мишкин приподнялся, выглянул из ямы. Дышать по-прежнему было трудно, на зубах противно скрипел песок, а еще он был еще в волосах, в ушах, за шиворотом… Трофим, как мог, отряхнулся и тогда поднялся во весь рост.
Станция Мга горела. Вместо зданий – пылающие развалины, гарь, черный пепел летит над землей. Вагоны разбиты, паровоз перевернут, из пробитого котла вырывается белый пар… И повсюду – тела убитых, а со всех сторон – стоны. Далеко не всем повезло, как ему: кого-то тяжело оглушило, кого-то контузило или ранило. Было много убитых…
Рядом с разбитым вагоном сидел и мерно раскачивался какой-то парень – голова в крови, вместо правой кисти – окровавленная культя. Прижимал ее к себе, баюкал и тихо, протяжно выл: «Как же теперь! Кому я такой, калека, буду нужен! Ни земли вспахать, ни по хозяйству сделать…»
Бомбовый удар накрыл и конные подводы, на которых их, деревенских ребят, привезли на станцию. Телеги – в щепки, лошадей покалечило. Одна, с распоротым брюхом, билась в агонии, на пыльную землю вывалились красно-сизые кишки…
Эта жуткая картина долго стояла у Мишкина перед глазами. Поэтому при первых звуках авианалета он инстинктивно смотрел, где бы спрятаться. Забивался в земляные щели, закрывал голову руками и тихо, шепотом молился. Как когда-то давно научила его бабка: «Отче наш! Иже еси на небеси, да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя…»
Бабка Прасковья водила его, совсем мальчонку, в церковь, учила молиться. Но потом храм закрыли, утварь описали и куда-то вывезли, а иконостас сожгли (иконы, правда, успели разобрать старухи). Батюшку с семьей посадили на грузовик и тоже увезли…
Несколько лет храм пустовал, а потом его приспособили под колхозные нужды – чего зря стоит? Хранили в нем мешки с зерном и сельхозтехнику – сеялки, плуги и бороны.
…После бомбежки раненых и контуженых отправили в больницу, убитых положили в сарай, а остальных заново переписали (старые списки сгорели). И Трофим отправился воевать. Месячный курс – и он уже на фронте. Осенью 1941-го защищал Ленинград, потом его вместе с частью перебросили на южный берег Ладоги… Так он снова оказался в родных местах.
Храброго, ловкого парня заметили в батальоне и порекомендовали Прохорову: ему как раз нужен был человек, знающий местные леса и болота. Матвей поговорил с Трофимом и взял в разведчики – кажется, подойдет. Смышленый парень, смелый, к тому же все окрестности знает…
Мишкин был этим доволен: разведчик – это даже лучше, чем танкист, больше уважения в армии. В общем, не вышло у него в одном месте —
получилось в другом. Главное – верить в себя, быть храбрым и хорошо воевать. И тогда обязательно добьешься своего!
Утреннее сообщение 5 сентября
В течение ночи на 5 сентября наши войска вели бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, северо-западнее Новороссийска и в районе Моздок.
На других фронтах существенных изменений не произошло.
Вечернее сообщение 5 сентября
В течение 5 сентября наши войска вели бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.
За 4 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 20 немецких танков и бронемашин, более 100 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 8 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорвано 5 складов боеприпасов, повреждено 3 железнодорожных эшелона, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.
«5 сентября 1942 года, 441-й день войны. Обстановка на фронте. Новые успехи на Таманском полуострове и под Новороссийском; в остальном ничего существенного…»
Глава десятая