Род мог теперь видеть, что один из больших стальных зажимов захватил переднюю лапу зверя, а второй погрузил свои зубья в его заднюю лапу. Захваченный таким образом пленник не мог ничего сделать для своей защиты и лежал молчаливый и испуганный, в мрачном спокойствии обнажив блестящую полосу своих белых зубов. Глаза его лихорадочно сверкали от боли и от бессильной ярости, и, когда индеец занёс руку, чтобы нанести удар, дрожь ужаса сотрясла всё его тело.
Это было страшное зрелище, и Род почувствовал, как в нём поднимается волна жалости, но в ту же минуту он вспомнил об опасности, которой избежал накануне, и о своём стремительном бегстве от волчьей стаи.
Двумя или тремя быстрыми ударами Мукоки прикончил животное. Потом, с ловкостью, характерной для его расы, он вытащил нож и решительным взмахом надрезал кожу вокруг головы волчицы, пройдя как раз под ушами. Лёгкое встряхивание сверху вниз, потом снизу вверх, потом вправо, влево – и скальп отделился.
Это было сделано так искусно, что Род, сам не сознавая, что говорит, не мог удержаться от восклицания:
– Ты так же скальпируешь и людей, Муки?
Старый индеец поднял глаза, посмотрел на него пристально одно мгновенье и широко раздвинул свои челюсти. Раздался какой-то звук, который Роду уже приходилось слышать и который у Мукоки ближе всего походил на смех, на тот смех, каким смеются обыкновенные люди. Действительно, обычно, когда Мукоки хотел смеяться, он издавал звук, которому не было названия, нечто вроде кудахтанья, ни Род, ни Ваби никак не могли научиться подражать ему, хотя очень старались в течение целого месяца. Но на этот раз весёлость его была беспредельна.
– Никогда не скальпировать белых. Мой отец делать это, когда был молодой. Никогда не делать потом. Я никогда.
И смех его, снова перешедший в гортань, превратился в обычное кудахтанье, которое ещё продолжалось, когда оба спутника подошли к стоянке.
Не больше десяти минут употребили они на сборы и на лёгкий завтрак. Начинался сильный снег. Отправившись немедленно в путь, они могли быть уверены, что следы их будут сейчас же заметены. А это было наилучшее, чего только можно желать, поскольку речь шла о возможном преследовании вунгов. С другой стороны, нечего было бояться, что Ваби не сумеет найти их, так как было решено, что они должны всё время неуклонно следовать по течению замёрзшей Омбакики. Ваби должен был нагнать их до наступления ночи.
Ваби тоже не терял времени. Вооружившись своим ружьём, револьвером и охотничьим ножом, с топором за поясом, он дошёл до окраины озера, до того места, где в лиственницах разыгрался неравный поединок между старым лосем и волками. Он нашёл следы развязки его несколько дальше, на снегу, по которому рассеяны были остатки огромного скелета, а рядом с ними лежала пара колоссальных рогов.
Стоя на этом необычайном поле сражения, Ваби много дал бы, чтобы и Род мог увидеть его. Несколько костей – вот всё, что осталось от старого героического лося. Но голова и поднимавшиеся над ней рога были нетронуты. Это были самые великолепные рога, какие молодому человеку когда-либо приходилось встречать в Великой Белой Пустыне. И ему пришло в голову сохранить этот роскошный трофей и отвезти его позднее в цивилизованную страну, где за него можно будет получить сто долларов, если не больше.
Легко было видеть, что бой был горячий. Рядом со скелетом лося лежала волчья туша, наполовину объеденная другими волками, а пятнадцатью футами дальше находилась вторая, в таком же состоянии. Обе головы были целы, и Ваби скальпировал их. Потом он продолжал свой путь.
Там, где, как он помнил, он израсходовал свои последние два заряда, лежали ещё два убитых волка. На опушке леса из лиственниц он нашёл третьего. Без сомнения, этот последний волк был ранен в течение того же дня им или Родом и пришёл умирать в это место, где, по всей вероятности, и был прикончен своими собратьями. На расстоянии полумили, там, где стрельба развернулась вовсю, шестой и седьмой волчьи трупы дополняли коллекцию. Ваби взял их скальпы и вернулся к останкам старого лося.
Голова животного была во многих местах прокушена. Но так как на ней было мало мяса, то она не возбуждала в волках особой кровожадности, и они скоро перестали набрасываться на неё. В тех местах, где шкура была повреждена, её легко можно было зашить и заштопать. Индейцы фактории были искусными мастерами в такого рода работе.
Но как сохранить эту голову до возвращения, то есть в течение нескольких месяцев? Если подвесить её к ветке дерева, то можно опасаться, что она испортится при наступлении первых же тёплых дней будущей весны. Была и другая опасность – её мог украсть какой-нибудь охотник, случайно проходящий мимо.
Ваби знал, что индейцы имеют обыкновение сохранять замороженные головы лосей и оленей, иногда в течение очень долгого времени в так называемых ледяных ямах. Самое лучшее было последовать их примеру. Поэтому он не без труда поволок огромную голову с рогами в самую гущу лиственниц, куда редко проникали солнечные лучи, и, взяв топор, принялся за работу.