Охотники за каучуком

Их было всего десятеро, хорошо вооруженных, с ружьями и ножами, на поясе у каждого висела объемистая патронная сумка и сабля в кожаных ножнах.

Босые, но опрятно одетые в штаны и рубахи из грубого полотна, в маленьких соломенных шляпах, они молча шагали по двое, четко соблюдая шеренгу, и отменной выправкой сильно отличались от индейцев тапуйя, которых кое-как собирало под знамена бразильское правительство, — те являли собой скорее карикатуру на солдат.

Тем не менее это были индейцы, возможно, отборный отряд.

Возглавлял их высокий крупный мулат, шагавший вразвалочку, в кепи с назатыльником, обведенным тремя золотыми галунами, в мундире с жарко сверкавшими пуговицами и высоких сапогах с серебряными шпорами.

Он гордо нес обнаженную шпагу острием к плечу, прижав эфес к бедру, печатал шаг, глядя строго на пятнадцать метров перед собой, и лишь изредка оборачивался всем корпусом, чтоб осмотреть вверенное ему войско. И тогда эполеты на его плечах вздрагивали, а стальные ножны брякали.

Короче, великолепный капитан, какого не стыдно было бы поставить во главе роты французского полка.

Музыкант перед ним, одетый как простые солдаты, поднес к губам инструмент, надул щеки и затрубил изо всех сил, не слишком заботясь, впрочем, о благозвучности своей музыки.

Вслед за трубачом, впереди отряда, шагали двое: один, судя по нашивкам на рукаве, сержант, нес небольшой белый флаг, символ мирных переговоров, а другой… Боже мой, где найти слова, чтобы описать другое, по всей вероятности, наиболее значительное в отряде лицо? С помощью каких слов и выражений обрисовать хотя бы его костюм, напоминавший одновременно одежду префекта, генерала и полномочного министра!

Цилиндр с белыми перьями, тонкими и шелковистыми, как лебяжий пух, украшенный широким золотым позументом, был кокетливо сдвинут и низко нахлобучен на лоб удивительного персонажа. Обладатель цилиндра вышагивал, высоко подняв голову, с величественностью человека, сознававшего значительность возложенных на него полномочий.

Мундир незнакомца из черного с синим отливом драпа явно был сшит у хорошего портного. Он застегивался на два ряда сияющих пуговиц на груди, расцвеченной самыми невероятными украшениями: нарядными бантами, сверкающими накладками и звездами. А уж золота, золота — в каждом шве, на каждом отвороте, со всех сторон, на воротнике — в виде замысловатой вышивки, на манжетах, на плечах, на спине, на фалдах…

Пояс с пятью галунами поддерживал маленькую парадную шпагу с отделанной перламутром рукоятью, в полированных медных ножнах, с расшитой опять-таки золотой и шелковой нитью перевязью.

Из-под брюк той же ткани, что и мундир, с широким слепящим глаза позументом выглядывали элегантные лакированные ботинки, поскрипывавшие при каждом шаге, словно их обладатель шагал по ковру дипломатического салона.

Наконец, эполеты, затмевавшие солнце, придавали костюму военный колорит, — впрочем, человек сведущий узнавал «бойца» по одной лишь перевязи.

Демонстрируя изящную белую перчатку, неизвестный опирался на зонт. Свободной же рукой крутил очки с золотыми дужками! И слегка затемненными стеклами.

Что же до лица человека в столь смелом облачении, — впрочем, нельзя не признать, что носил он свой наряд с элегантностью и достоинством, — выражение его определить было бы сложно. Скорее, оно не выражало ничего. То была холодная, бесцветная, непроницаемая маска: короткая седоватая бородка скрывала щеки, верхнюю губу и подбородок — лицо истинного дипломата, не отражавшее ни в малейшей степени владевших им чувств.

Невозможно описать наивное восхищение, изумление, потрясение, охватившее чернокожих при виде этой ослепительной персоны.

Даже появление самого Диого, вырядившегося настоящим бандитом, не смогло оторвать их от увлекательного зрелища.

Удивленный не меньше своих подданных, вождь остановился в нескольких шагах от отряда и вопреки обыкновению, не скрывая оторопи, принялся рассматривать по очереди парламентера, офицера, сержанта, трубача и, наконец, простых солдат.

Потом, подавив изумление, вполне естественное в столь необычных обстоятельствах, Диого слегка пожал плечами, буркнул себе под нос по-французски «маскарад» и спросил по-португальски:

— Кто вы такие? Что вам нужно?

Офицер оглушительно скомандовал: «Стой!» — и взвод тут же замер на месте.

Парламентер, не желая снисходить до ответов на столь грубо заданные вопросы, слегка махнул офицеру.

Тот, подчиняясь, очевидно, установленному заранее церемониалу, обратился к собеседнику:

— Кто тут старший? Мы будем говорить только с ним.

— Старший я.

— Вот как, сеньор… Благодарю.

И, обращаясь к солдатам:

— Готовьсь! На пле-чо!

Ружья дружно брякнули. Музыкант поднес к губам инструмент и оглушительно затрубил.

Пропела труба, и офицер продолжил:

— Его сиятельство дон Педро Анавиллана, граф де Рио-Тинто, полномочный представитель его величества императора Бразилии, чрезвычайный посол его превосходительства министра иностранных дел, желает переговорить с вами по вопросу исключительной важности.