Наверху открылась входная дверь, ноги в ботинках затопали по зоне общего доступа.
Асанти все прихорашивала свои узоры. Кровавый след полыхнул черным пламенем. Он льнул к зеркалу, точно к листу каучука, но внутрь пробиться не мог.
Наверху — крики на греческом, резкие, отчетливые. Языка Сэл не понимала, но знала, что к чему: приказ обыскать.
Асанти нахмурилась, размышляя.
— Чего не хватает? — спросил Менчу.
— Исповеди. — Слово это скатилось у Сэл с языка прежде, чем она сообразила, что сейчас скажет.
Асанти рассмеялась, как будто никакие ноги в ботинках и не топали по лестнице.
— Ну конечно!
— Нет у нас времени для исповеди, — отрезал Менчу.
— В укороченном варианте, понятное дело. Просто магию нужно подпитать. Сознайтесь в своем грехе, святой отец. — Она подалась к зеркалу и произнесла: — Мой — гордыня.
Пламя возвысилось, зеркало прогнулось внутрь.
Менчу вздохнул и тоже подался вперед.
— Гнев. — Стекло пошло трещинами.
Коп потряс дверь, она не открылась. Сэл не понимала, кто ее запер. Коп всем весом навалился на дерево, панели, задвижка, петли — все выдержало. Сэл тоже подошла к зеркалу. Она собиралась произнести «вожделение», это же наверняка засчитается, но сама не расслышала слова, которое сорвалось с ее губ прежде, чем зеркало раскололось и утянуло их внутрь.
***
В шатре Лиам яростно смотрел на гомункула с пистолетом.
Он высвободил руки из наручников. Это оказалось просто — нужны лишь булавка и время. Но как выскочить из-под прицела, он пока не придумал.
Сквозь зеркало просачивался свет, струился, мерцал, напоминая пролитое машинное масло на закате. Норс был внутри — сколько у него уйдет времени на поиски книги? Если переломать оборудование и, возможно, закрыть зеркало, так, чтобы ему было не выбраться, утопить его в этом чертоге чудовищ, в котором рыцари спрятали свой архив, — может, тогда все это уже станет неважно, может, он не сможет процарапать дорогу назад даже с помощью «Кодекса». Человеку свойственно надеяться.
Пока им ничего другого и не оставалось.
Это он виноват, безусловно. Не расслышал, как к нему сзади подкрался гомункул. А ведь наверняка были какие-то признаки.
Он повернулся влево, к Грейс.
— Прости меня.
Грейс уставилась на него, а потом взгляд ее скользнул в сторону, к оставленной без присмотра приборной панели. Он понял: «Доберись туда». Несмотря на гомункула с пистолетом. Несмотря на неизбежность смерти.
— С кем не бывает, — сказала она.
Видимо, у нее есть план. Какой, он не имел ни малейшего представления: да, она сильная, да, быстрая, но не настолько сильная и быстрая. Таких вообще не бывает. Когда их глаза снова встретились, он выждал один вдох, потом однократно моргнул. «Хорошо». Взглядом не скажешь: «Я не врубился, что ты задумала, надеюсь, что-то толковое».
— Я тебе доверяю, — сказал он.
Грейс вся обмякла. Он знал эту расслабленность, провисание мускулов, готовых выполнять свою работу. Она тихо работала плечами.
Руки ее оставались скованными. Он старался об этом не думать.
Отмерил десять медленных вдохов и сделал рывок.
***
Сэл стояла на шахматном полу сводчатой каменной комнаты. Каменные полки, тесно уставленные книгами, тянулись вдоль стен, но книги были лишь намеками, воспоминаниями: стоило отвести взгляд, они начинали колебаться. Неподвижной оставалась лишь одна книга.
Сэл не подозревала, что
Рядом с ней материализовались Менчу и Асанти — или она только в этот момент их заметила. А напротив, тоже лицом к «Кодексу» и его стражу, стоял Александр Норс.
Сэл попыталась броситься к книге, но не смогла сделать ни шага.
По ее телу будто прошел ток — нет, не совсем так. С мышцами что-то случилось, они отвердели и не повиновались. Она могла бы расслабиться, если бы постаралась — растечься под кожей, стать чем-то иным. Совершенно иным.
Она вспомнила ковер из пальцев и волосатую дверь, вспомнила гоблина в тесной квартирке в Мадриде — и отмахнулась от искушения. Сосредоточилась на своих костях и коже. Она существует. Она человек. Пока.
— Вы пришли за книгой, — произнес свет. — Ибо нет здесь иных целей. Зачем взыскуете вы ее силу?
Свет не двигался, но Сэл чувствовала, как его внимание прочесывает ее кожу. Где-то в глубине, в груди свернулся калачиком какой-то тайный стыд или страх, устроился в тени ее существа, спрятался. Она попыталась заговорить, но не могла отыскать собственный язык.
У Норса, похоже, таких проблем не было.
— Я пришел продолжить труд старого магистра. Я призываю магию на службу себе и человечеству.
— Он лжет. — Голос Асанти звучал глубже и тверже голоса Норса. Она сделала шаг вперед, сохраняя полное самообладание, и пол библиотеки прогнулся под ее ногами. — Он запятнал себя в поисках власти. У него нет ордена. Нет товарищей. И разум его надломлен.
Свет сиял безмолвно.
Норс рассмеялся — холодно, безрадостно.
— Ты о чем?
— А ты до сих пор не заметил, Алекс? Внутри тебя демон.
***