Она попыталась открыть глаза, но он закрыл их. Она услышала, как на ящик опустили крышку, как стукнул молоток, — и время превратилось в долгое ничто.
4
Римская ночь никогда не бывает тихой и совсем уж черной, но тени все же имеются. В 21:30 на входе в монастырь Святой Екатерины сменилась охрана. Заступившая на дежурство начала смену с обхода сада с фонариком, потом выпустила собак, забралась в сторожку и погрузилась в чтение женского романа, достаточно тонкого, чтобы в случае проверки спрятать его под газету.
Две немецкие овчарки бродили между виноградными лозами и розовыми кустами. Более крупная с достоинством пописала на лужайке.
Через ограду перелетела черная ракета, приземлилась со стуком и больше не шевелилась. Собака покрупнее подошла полюбопытствовать. Не важно, что там, но пахнет вкусно. Да и вообще вкусно — упруго, приятная текстура, с жирком. Подошла та, что поменьше. Первая псина заворчала — но не так злобно, как ей самой бы хотелось. Ей вообще не хотелось почти ничего, кроме как поспать.
Ее напарница успела дожевать бифштекс и только потом заметила, что коллега отдыхает. Думать она не привыкла, особенно если речь шла о бифштексе. Прикончив его, она в течение часа уж точно ни о чем больше не думала.
Пока собаки дремали, одетая в серое фигура в три приема вскарабкалась на ограду, спрыгнула, приземлилась, спружинив, на траву и рванула к задним дверям монастыря. Скорчилась за кустом, а когда через несколько минут распрямилась вновь, на ней были черная ряса и слегка помятый плат.
Сэл подумала: одно из преимуществ работы в Ватикане — то, с какой легкостью можно стибрить монашеское облачение. Нащупала отмычку в кармане, но потом решила сперва подергать дверь. Оказалось — не заперто.
Внутри монастырь ничем не отличался от любого другого здания: узкие коридоры, желтые стены, сводчатый потолок из кирпича. Сэл зашагала по коридору размеренным, но стремительным шагом — и вот оказалась у лестницы.
Ей никто не встретился ни на первом этаже, ни на втором. Может, у них тут комендантский час? Или ей сейчас положено где-то молиться? А камеры тут не стоят? Впрочем, в гостиной на третьем этаже обнаружились четыре престарелых монахини: они негромко переговаривались по-итальянски и потягивали вино. Поднимаясь, Сэл услышала смех одной из старушек.
На четвертом этаже тоже оказалось пусто, даже в коридоре лампы горели вполсилы. Сэл ступала неслышно, отсчитывая номера келий: 416, 417. За спиной у нее открылась дверь, закрылась снова.
Сэл заставляла свое сердце биться. Не в ее вкусе было вламываться в чужие дома. В профессиональной жизни она чаще оказывалась на противоположной стороне.
Потянула за ручку двери в келью Грейс.
Понятное дело, заперто.
Значит, отмычки все-таки пригодятся. Если ее увидят стоящей на коленях под дверью Грейс с отмычкой в руке, дело ее труба. Но сюда же она добралась. Уже нарушила уединение Грейс, не говоря уж о доброй дюжине законов — и что, уходить с пустыми руками?
«Невозвратные издержки» — так назвал бы это Перри. Но если уж пошел на издержки, лучше вернуть хотя бы часть потраченного.
Сэл встала на колени. Вскрывать замки она тоже научилась у Перри. Он практиковался на заднем дворе, просил ее засекать время. Ей никогда не предлагал попробовать, ему даже в голову не приходило вызвать ее на состязание — и, разумеется, она прекрасно все усвоила. Обставляла его в половине случаев, когда наловчилась — после этого он просто перестал с ней тягаться. А она стала совершенствоваться дальше.
Щелк.
Сэл обернула руку мантией, открыла дверь, шагнула внутрь.
Нос, рот, горло и легкие Чэнь Цзюань заполнил душный тягучий сырой воздух. Она вдохнула пыль, закашлялась, дернулась. Лбом ударилась о доску. На нее давили темнота и солома. Она лежала во мраке, одна. Пошевелиться не могла. Вскрикнула. Получился не то хрип, не то рев — ничего похожего на человеческий голос.
Поблизости раздалось проклятие.
В голове у нее роились кошмары, плескались огромные омуты времени, заполненные чем-то унизительным: зубы, разодранная кожа, и пламя — одно отражение, потом еще и еще. Она снова вскрикнула тем же неверным голосом.
Мужчина откликнулся — по крайней мере, просто заговорил — за пределами тьмы, составлявшей весь мир Чэнь Цзюань. Значит, за пределами что-то было. Она не в могиле. Не в западне. Ей стало жарко, жарко до смерти, воздух давил так тяжело — не вздохнуть. А вздохнув, она ощутила запах соломы, плесени, гнили.
Но за пределами что-то было. Там ждал этот человек. Ее тюремщик. Приспешник Уцзина. Уцзин ведь навещал ее во тьме — или нет? Или ей только привиделось? Уцзин, чей голос и чье прикосновение к ее векам проросли во все ее сны.
Она ударила лбом о крышку.
На лицо посыпались пыль и щепки. Из носа потекла кровь.