Охотники за костями. Том 1

– Думаешь, нам на это всё рук хватит? – поинтересовалась Хеллиан.

Смех.

Корабб Бхилан Тэну'алас посмотрел на них, словно все малазанцы вдруг лишились рассудка.

Оглушительный, усиленный эхом треск раскатился по храму, сверху посыпалась пыль. Флакон задрал голову и увидел вместе с остальными, что языки пламени врываются теперь в рассёкшую оседающий купол щель.

– Спрут…

– Вижу. Молитесь, чтоб «трещотка» его нам на голову не обвалила.

Сапёр установил зубец.

– Флакон, в какую сторону направить?

– К алтарю. Там есть пустота, две, может, три сажени вниз.

– Три? Нижние боги. Что ж, поглядим.

Внешние стены уже сильно раскалились, резкий треск заполнил воздух – массивный храм начал оседать. Солдаты слышали, как скрежещут под изменчивым давлением камни фундамента. Жар нарастал.

– Шесть! – выкрикнул Спрут и рванулся прочь от ямы.

Пять… четыре… три…

«Трещотка» взорвалась, осыпала всё вокруг смертоносным градом каменных обломков и осколков плитки. Послышались крики боли, дети завопили, пыль и дым наполнили воздух – а затем, снизу раздался звук падающих булыжников, которые катились, отскакивали и валились дальше – в пустоту…

– Флакон.

Услышав голос Смычка, маг пополз вперёд, к пролому в полу. Нужно найти другую крысу. Где-то внизу. Крысу, которую оседлает моя душа. Крысу, которая выведет нас отсюда.

Он ничего не сказал остальным о том, что ещё почувствовал среди дрожащих искорок жизни, мерцавших в бесчисленных слоях мёртвого, погребённого города – что он уходил далеко, далеко, далеко вниз – а воздух нёс запах разложения, тяжёлой тьмы, узких, мучительных лазов. Вниз. Все крысы бегут вниз. И ни одна, ни одна не выбралась на волю, к ночному воздухе. Ни одна.

Крысы бегут. Даже когда бежать некуда.

Мимо Блистига несли обожжённых, раненых солдат. Боль, шок, потрескавшаяся, багровая, точно запечённое мясо, плоть – да она, наверное, и вправду запеклась. Вместо волос – белый пепел: на руках и ногах, на лбу вместо бровей, на покрытых волдырями головах. Почерневшие остатки одежды, ладони, приваренные к рукоятям – Кулак хотел отвернуться, так отчаянно хотел отвернуться… но не мог.

Он стоял в полутора сотнях шагов от дороги, от горевшей на обочине травы, и по-прежнему чувствовал жар. Вдали огненное божество пожирало небо над И'гхатаном, а сам город сжимался, заваливался, плавился в слой окалины, в шлак, и смерть города казалась ему столь же ужасной, сколь и череда выживших воинов Кенеба и Баральты.

Как он мог это сделать? Леоман Кистень, имя твоё станет отныне проклятьем, которое никогда не забудут. Никогда.

Кто-то подошёл к нему, но Блистиг обернулся далеко не сразу. И нахмурился. Коготь, Жемчуг. Глаза у него были красными – наверняка дурханг, он ведь не выходил из своего шатра, который стоял в дальней части лагеря. Словно ему было глубоко плевать на все ужасы этой ночи.

– Где адъюнкт? – глухим, хриплым голосом спросил Жемчуг.

– Помогает с ранеными.

– Она сломалась? Упала на четвереньки в пропитанную кровью грязь?

Блистиг внимательно присмотрелся к Жемчугу. Эти глаза – неужели он плакал? Нет. Дурханг.

– Повтори эти слова, Коготь, и жить тебе останется недолго.

Высокий убийца пожал плечами:

– Взгляни на этих обожжённых солдат, Кулак. Есть вещи похуже смерти.

– К ним пришли целители. Колдуны, ведьмы, из моей роты…

– Некоторые шрамы исцелить невозможно.

– Что ты здесь делаешь? Возвращайся в свой шатёр.

– Я потерял друга этой ночью, Кулак. И пойду туда, куда пожелаю.

Блистиг отвёл глаза. Потерял друга. А как же две тысячи малазанских солдат? Кенеб потерял почти всех своих морпехов, и среди них – незаменимых, опытных ветеранов. Адъюнкт проиграла свою первую битву – разумеется, в анналах Империи она будет записана как великая победа, уничтожение последних следов мятежа Ша'ик. Но мы – те, кто оказался здесь сегодня, – мы знаем истину и не забудем до конца своих дней. Но адъюнкт Тавор. Она ещё далеко не сломлена. Я видел.

– Возвращайся к Императрице, – сказал Блистиг. – Расскажи ей правду об этой ночи…

– А зачем, Кулак?

Блистиг открыл рот, затем снова закрыл. Жемчуг продолжил:

– Доклад будет направлен Дуджеку Однорукому, а он, в свою очередь, сообщит Императрице. Но пока что важней, чтобы знал Дуджек. И понял, как он, я уверен, поймёт.

– Что поймёт?

– Что Четырнадцатая армия не может более считаться боеспособной силой в Семи Городах.

Правда?