Охотники за костями. Том 1

– На крышках резьба, Спрут. Я её не вижу, но чувствую пальцами. У моей бабушки был ритуальный нож для ведовских обрядов – и значки очень похожие, как мне кажется. Если я прав, Спрут, то пробки эти – яггутские.

– Что?!

– Но сами сосуды изготовлены в Первой империи. Пощупай бока. Гладкие, как яичная скорлупа. Был бы у нас свет, я бы спорил на что хочешь, что они небесно-голубые. Так что, если пробка хороша…

– Да я даже цветочный привкус чувствую, Флакон.

– Я знаю.

– А ты говоришь, мол, тысячи и тысячи лет.

– Да.

– Где твоя любимая крыса?

– Разыскивает для нас дорогу. Напротив другой зал, но открытый, пустой. Я к тому, что нам стоит туда перебраться, чтобы дать остальным место…

– Что случилось?

Флакон покачал головой:

– Ничего, просто ощущаю нечто… странное. Я спину слегка поцарапал… но уже ничего не чувствую…

– Худов дух, в этом меду было что-то вроде мака, да? Я тоже чувствую… нижние боги, как ведёт-то.

– Да, лучше нам предупредить остальных.

Хоть маг ничего и не видел в кромешной тьме, ему казалось, будто мир вокруг него дрожит и вертится юлой. Сердце вдруг отчаянно забилось. Вот дерьмо. Чародей пополз к противоположной арке. Нащупал её, подтянулся – и упал.

Столкновение с каменным полом он ощутил слабо, хотя понимал, что сверзился, как минимум, с высоты человеческого роста. Вспомнил сухой, оглушительный треск – это он ударился лбом о плиту.

Сверху на него рухнул Спрут, закряхтел и перекатился.

Флакон нахмурился и пополз прочь по полу. Крыса – где она? Пропала. Я её потерял. О, нет, я её потерял.

В следующий миг он потерял и всё остальное.

Корабб протащил беспамятного Смычка по последнему отрезку тоннеля. Они оказались у края колодца, где обнаружили верёвку, привязанную к трём ножнам, положенным крест-накрест поверх входного отверстия, услышали внизу звук голосов. Жар змеился вокруг него, когда воин с трудом подтягивал малазанца ближе к краю.

Затем он принялся вытягивать наверх верёвку.

Последняя треть её состояла из ремней, скреплённых между собой узлами, пряжками и застёжками – Корабб проверил все узлы, натянул каждый ремень, но все, похоже, держались и не грозили разорваться. Воин крепко связал запястья малазанца; затем лодыжки, одна из который была покрыта кровью, и проверил перевязку – от неё ничего не осталось, только рваные дыры, оставленные копьём. Из верёвки на щиколотках Корабб связал центральный узел между ног у сержанта. Сжимая моток верёвки в кулаке, Корабб перебросил руки Смычка себе через голову так, чтобы связанные запястья оказались на уровне грудины. Затем просунул ноги так, чтобы связанные ступни малазанца прижались к его голеням. Подтянув за центральную часть верёвки, он пустил её себе через голову и под мышкой, а затем затянул в тугой узел.

Корабб протиснулся в колодец, на краткий миг тяжело повиснув на скрещенных ножнах, а затем сумел упереть ногу в противоположную стену. До неё было далековато – только пальцами ног он доставал до обеих стен, и под весом Смычка на спине он чувствовал, что сухожилия в щиколотках вот-вот разорвутся.

Тяжело дыша, Корабб начал спускаться. Всё быстрей и быстрей – на два человеческих роста – он почти падал, но затем нашёл крепкий выступ, на который смог опереться правой ногой, а колодец сузился настолько, чтобы вытянуть левую руку и облегчить груз, легший на эту ногу.

Корабб отдохнул.

Боль ожогов, колотящееся сердце. Некоторое время спустя он вновь начал спускаться. Теперь было легче, потому что колодец всё сужался и сужался.

А потом он оказался на дне и услышал слева, снизу что-то похожее на смех, но вскоре звук стих.

Ощупав стену с той стороны, Корабб нашёл арку, в которую и бросил верёвку. Услышал, как она упала на чьё-то тело недалеко внизу.

Все спят. Неудивительно. Я бы тоже не отказался.

Он отвязал Смычка, затем протиснулся в щель и коснулся ногами груды сосудов, услышал отовсюду ровное дыхание и храп и почувствовал сладкий, приторный запах. Он вытащил за собой Смычка и опустил бесчувственное тело вниз.

Мёд. Множество кувшинов с мёдом. По-моему, он помогает от ожогов. И для ран тоже. Корабб нашёл открытый сосуд, зачерпнул ладонью содержимое, подполз к сержанту и вдавил мёд в колотые раны. Смазал ожоги себе и Смычку, а затем расслабился. По телу начало разливаться благословенное онемение.

Так вот что это – карельбарра. Мёд-богоносец. Ого…

Пошатываясь, Кулак Кенеб вышел навстречу утреннему свету, постоял, моргая, оглядывая хаос шатров и палаток, многие из которых обгорели, и солдат – бродивших по лагерю или стоявших неподвижно, всматриваясь через выжженную пустошь в то, что осталось от города. И'гхатан, размытый волнами поднимавшегося к небу жара, превратился в бесформенную груду, растекшуюся по вершине и склонам холма. Тут и там догорали огни – бледно-оранжевые языки сверху, а снизу – багровые.

В воздухе клубился пепел, падал, словно снег.