Охотники за ментами

– Уже слышал? Нет? Объявился наконец Староверов Геннадий. Как я и думал, невеста его пригревала. Пристроила у своего родича. Он у нее в котельной работает на проезде Строителей при детском садике «Светлячок». У них один оператор в запой ушел, так родич этого беглого на его место додумался поставить. И продолжалось это безобразие, пока одна наблюдательная воспитательница не обратила внимание, что в котельной подозрительный тип ошивается. Она сообщила мужу, когда тот за ней после работы заехал. А муж в нашем ведомстве работает дознавателем. Он эту рожу увидел и сразу все понял. Но сморозил глупость. Хотел взять этого придурка в одиночку. А тот по нему из ружья шарахнул. Ранение не опасное, но сам понимаешь… Детский садик, родители, то-се… А этот урод занял оборону, грозит застрелить любого, кто перешагнет порог. Короче, там сейчас все оцеплено, генерал приказал брать его живым, и вообще, чтобы больше ни одного выстрела, ни одной капли крови, ни взрывов, вообще чтобы полное благолепие. Чтобы не травмировать детишек. Вот там сейчас наши с ОМОНом нервно курят. Мне кажется, тебе стоит туда съездить. Ты ведь у нас на переговорах собаку съел. Ломову я звонил, но тот даже слушать не захотел. Что-то у него суперважное.

– Я съезжу, – согласился Волченков. – Этого человека действительно хотелось бы взять тихо. Я попробую с ним договориться.

Волченков и в самом деле умел договариваться вот с такими, перешагнувшими черту. Правда, эффект это давало процентах в сорока случаев, но эти сорок запоминались. Поэтому Волченков постепенно и сам поверил, что обладает особенным даром убеждения. К тому же ему было совестно не принять участие в судьбе человека, именем которого они воспользовались для своих целей. Пусть этот человек был преступником, но какого-то снисхождения заслуживал и он.

Возле садика действительно сосредоточилась небольшая толпа. Поодаль стояли машины полиции и мрачный автобус ОМОНа. С тыльной стороны здания детского сада за забором торчала труба котельной. Котельная сейчас представляла собой не что иное, как ловушку для укрывшегося в ней преступника. Единственная дверь, толстенные забранные ребристым зеленоватым стеклом окна, массивные каменные стены – положение Староверова было абсолютно безвыходным.

Волченков задрал голову – дыма из трубы не было видно.

– Летом они только слегка подтапливают, – объяснил подошедший откуда-то опер Люченский. – Детишек помыть, посуду… А сейчас, наверное, только поддерживают уровень… Не знаю, молчат, не высовываются. Ну, а нам строго-настрого приказано – без шума и пыли… А как? Этот, по-моему, совсем сбрендил. Вы с ним поговорите?

– А что остается? – пожал плечами Волченков. – Найди мне мегафон, что ли…

Мегафон нашелся. С мегафоном в руке Волченков двинулся ко входу в котельную. Дюжие омоновцы смотрели на него с любопытством. Коллеги из УВД даже любопытства не проявляли. Они невозмутимо покуривали в сторонке, ожидая, чтобы кто-нибудь все за них уладил. Приказ не устраивать шума они восприняли именно так. Самойлов еще не подъехал. Около Волченкова крутился один Люченский.

– Вы там поосторожнее! – подал он ценный совет.

– Кто-нибудь уже пытался войти в котельную? – спросил Волченков.

– После того ковбоя никто, – ответил Люченский. – В принципе его взять – как два пальца… Но непонятно, что там с заложником, и опять же греметь не велено… Тут мамаши уже истерику закатывали – еле успокоили. Главное, из-за этих мамаш никто не хочет лезть на рожон. Начальство пригрозило вплоть до увольнения из органов – чтобы все было благопристойно.

– Ну, это у вас получается, – заметил Волченков. – Вам только костерок еще разложить, и натуральный пикничок с шашлычками будет… Ладно, подстрахуешь меня, если что. Остальные пусть остаются на месте. Шума они испугались!.. Что у него за ружье – в курсе?

– Да хрен его знает, охотничье, – махнул рукой Люченский. – Из того дознавателя, говорят, пригоршню дроби достали. Вроде больше ничего. Хотя и это ружье непонятно откуда. Вроде бы оператор охотой не баловался.

– Все у вас вроде, да хрен его знает! – поморщился Волченков. – Там внутри, может, и живых уже нет…

Волченков, больше не обращая внимания на Люченского, приблизился к двери, которая была наполовину приоткрыта, и попытался заглянуть внутрь. В полумраке котельной тревожно гудели котлы, и больше никаких звуков оттуда не доносилось. Однако Волченков испытывать судьбу не стал. Он просунул внутрь раструб мегафона и ровным голосом сказал:

– Геннадий Староверов! К тебе обращается полковник Волченков, уголовный розыск. Предлагаю тебе не пугать детишек и не усугублять собственную вину. Ты и так уже нахватал больше, чем сможешь проглотить. Еще один фокус, и пути назад точно не будет. Третье нападение на представителя власти – это уже на терроризм тянет. Сядешь на всю жизнь. Тебе это надо?

Ответом ему было молчание. Только гул котлов, и ни единого шороха больше.

– Староверов! Я к тебе обращаюсь! – крикнул Волченков. – Ты бы хоть о матери подумал. Она одного сына лишилась, муж в тюрьме, второй сын ума лишился. Давай, приходи в себя!