И они пожаловали. Пришли послушать молодого невежественного врача из медвежьего угла. Они пришли, вероятно, скорее из дружбы к старику Кону. Но Кох не стал читать им лекцию – он был вообще неразговорчив; вместо того чтобы на словах убеждать этих высокомудрых профессоров в том, что именно микробы – возбудители болезней, он им это показал. Он показывал им это три дня и три вечера, увлекая их с собой через все этапы своих исследований, через все неудачи и достижения, стоившие ему многих лет упорной работы. Никогда еще ни один провинциал не выступал перед знаменитыми учеными с такой высокой, законченной подготовкой, с такой абсолютной независимостью. Кох не ораторствовал и не спорил, не восторгался и не пророчествовал, – он только с поразительным искусством втыкал щепочки в мышиные хвостики, и видавшие виды профессора широко раскрывали глаза, наблюдая, как он манипулировал со спорами, бациллами и микроскопами с уверенностью шестидесятилетнего мастера. Это был настоящий фурор!
Наконец профессор Конгейм, один из самых лучших в Европе специалистов по болезням, не мог больше сдерживаться. Он выскочил из зала, бросился в свою лабораторию, где сидели за работой его молодые помощники-студенты. Он закричал им:
– Ребята, бросайте все и идите скорей смотреть на доктора Коха. Этот человек сделал величайшее открытие! – Он с трудом переводил дыхание.
– Но кто такой этот Кох, профессор? Мы о нем никогда не слыхали.
– Это неважно, кто он такой – его открытие сногсшибательно: все так изумительно ясно и точно! Этот Кох не профессор, он даже… никогда не учился делать исследования. Он все сделал сам и так, что ничего больше не остается добавить…
– Но что это за открытие, герр профессор?
– Идите, я вам говорю, идите и сами увидите! Это самое поразительное открытие в науке о микробах. Он всех нас пристыдил. Идите…
Он не успел закончить фразы, как все они, в том числе и Пауль Эрлих, были уже за дверью.
За семь лет до этого Пастер предсказывал: «Человек добьется того, что все заразные болезни исчезнут с лица земли». Узнав про эти его слова, умнейшие доктора мира прикладывали к виску палец и говорили: «Бедняга слегка рехнулся». Но в этот вечер Кох показал миру первый шаг к осуществлению безумного пророчества Пастера.
«Ткани животного, погибшего от сибирской язвы, независимо от того, свежие ли они или гнилые, сухие или годовой давности, способны распространять заразу исключительно в том случае, если содержат в себе бациллы или споры сибирской язвы. Ввиду этого фактора следует отбросить всякие сомнения в том, что именно бациллы – причина болезни», – сказал он, подводя итог своих опытов. В заключение он поделился с восхищенной аудиторией соображениями о том, как бороться с этой ужасной болезнью и каким путем можно добиться ее полного искоренения.
«Всех животных, погибших от сибирской язвы, необходимо полностью уничтожать, а если их нельзя почему-либо сжечь, то надо закопать глубоко в землю, где холодная температура не позволит бациллам превратиться в стойкие, живучие споры».
Так в эти три дня Кох вложил в руки людей Экскалибур для борьбы с их заклятыми врагами – микробами, для борьбы с коварной, тайно подкрадывающейся смертью; он дал толчок к превращению врачебного дела из глупой возни с пилюлями и пиявками в разумную борьбу с применением оружия, основанную не на суевериях, а на точном, подлинном знании.
Кох чувствовал себя в Бреславле среди друзей, преданных и великодушных друзей. Кон и Конгейм, вместо того чтобы завидовать славе его открытий (в науке не меньше скромных и порядочных людей, чем в других областях человеческой деятельности), стали превозносить их до небес и устроили ему шумную овацию, отзвуки которой прокатились по всей Европе и заставили даже Пастера почувствовать некоторое беспокойство за свое звание «декана охотников за микробами». Эти двое друзей стали бомбардировать Министерство здравоохранения в Берлине сообщениями о новом гении, которым вся Германия отныне должна гордиться; они сделали все от них зависящее, чтобы освободить Коха от скучной врачебной практики и дать ему возможность полностью посвятить себя охоте за болезнетворными микробами.
Кох забрал свою Эмми и домашнее имущество и переехал в Бреславль, где получил должность городского врача с окладом четыреста пятьдесят долларов в год с возможностью приработка у частных пациентов, которые, несомненно, будут обивать пороги у подобной знаменитости!