Охотники за сокровищами

В 1940 году Гитлер поручил своему министру пропаганды Геббельсу подготовить для него список, впоследствии получивший название «Доклад Кюммеля» (по имени составившего его генерального директора Берлинских государственных музеев Отто Кюммеля). В списке было перечислено каждое находящееся на Западе (во Франции, в Голландии, Великобритании и даже в США, где, по мнению Кюммеля, было девять таких работ) произведение искусства, по праву принадлежавшее Германии. Согласно мнению Гитлера, к таким относились все работы, вывезенные из Германии после 1500 года, созданные художниками с австрийскими или немецкими корнями, заказанные или произведенные в Германии, а также работы, исполненные в германском стиле. Гентский алтарь, будучи по всем параметрам краеугольным камнем и эмблемой бельгийской культуры, был достаточно «германским» для нацистов, чтобы они считали себя вправе забрать его.

Более того, шесть боковых створок алтаря (расписанных с внутренней и внешней сторон и изображавших 14 сцен) до 1919 года принадлежали Германии. По условиям Версальского мирного договора немцев заставили отдать их Бельгии в качестве военных репараций. Гитлер всегда ненавидел Версальский мирный договор, видя в нем унижение немецкого народа и символ слабости прошлых властителей страны. В 1940 году, захватив Францию, Гитлер решил символически отомстить. Он поручил своим войскам разыскать тот самый вагон, где было подписано унизительное перемирие в 1918 году, велел снести стены здания музея, где его хранили, и перетащить вагон ровно в то место во французском Компьене, где он стоял за двадцать два года до этого. Сидя на том же самом стуле, на котором двадцать лет назад сидел праздновавший победу маршал Фош – французский герой Первой мировой войны, Гитлер диктовал французам условия перемирия. После подписания мира Гитлер велел отбуксировать вагон в Берлин, где его провезли по главной исторической улице города – бульвару Унтер-ден-Линден, протащили через Бранденбургские ворота и выставили на всеобщее обозрение в парке «Люстгартен» на берегу реки Шпрее.

Захват этого вагона стал для Германии символом отмены катастрофического «компьенского преступления» и уничтожения ненавистного противника. Но для всего мира он значил кое-что еще: для нацистов не было ничего святого или слишком большого, чтобы нельзя было это украсть.

Таким образом, Гентский алтарь, величайший шедевр, навсегда изменивший живопись, воплощал для Гитлера сразу две главные цели: исправить исторический «вред» Версальского мирного договора и пополнить коллекцию своего музея в Линце сокровищем мировой культуры.

В 1942 году Гитлер больше не мог противиться искушению. В июле он послал секретную делегацию, возглавляемую директором Баварских музеев Эрнстом Бюхнером, в хранилище в По. Он собирался взять алтарь не силой – делегация прибыла всего на одном грузовике и на одной легковой машине, но хитростью. Когда французский суперинтендант в По отказался отдавать алтарь, Бюхнер позвонил в канцелярию рейха. Через пару часов пришла телеграмма от Пьера Лаваля, главы контролируемого нацистами правительства Виши, с приказом передать алтарь Бюхнеру. К тому моменту, когда о приказе узнали настоящие бельгийские и французские власти, отвечавшие за культурное наследие, алтарь уже исчез в Германии. Бельгийское правительство отчаянно протестовало и даже обвинило французов в предательстве, но сделать уже ничего было нельзя. Гентский алтарь пропал.

И вот теперь, более чем два года спустя, сидя на своей койке во Франции, в захваченных немецких бараках, Роберт Поузи смотрел на изображение этого бесценного сокровища. Он думал о том, что мир надеется на него и его соратников-хранителей. Им нужно пройти по следам алтаря, найти его, вынудить сдаться всех, кто скрывал его и хотел уничтожить, и вернуть в Бельгию невредимым.

Глава 15 Джеймс Роример в Лувре Париж, Франция Начало октября 1944

Не один Роберт Поузи наслаждался службой в армии – младший лейтенант Джеймс Роример, куратор музея Метрополитен, переживал примерно то же самое в Париже. Всего несколько недель назад, потягивая пиво в Мон-Сен-Мишеле, Роример страстно мечтал о переводе в Париж. Вскоре его и правда назначили на работу в Европе, о которой мог мечтать человек с его знаниями и опытом. Французские власти встретили Роримера «сердечно, с распростертыми объятиями», его регулярно приглашали к себе богатые и влиятельные парижане. Они нуждались в помощи хранителя, он – в информации. К тому же ему не могла не льстить теплота, с какой его принимали, – как освободителя и как друга.